Читать онлайн книгу "Дела репрессированных московских адвокатов"

Дела репрессированных московских адвокатов
Д. Б. Шабельников


Русские судебные процессы
В книге с незначительными сокращениями представлены материалы шести уголовных дел (одно из них коллективное), в рамках которых в 1930;е годы были репрессированы члены Московской коллегии защитников. Во вступительной статье содержится обзор истории московской адвокатской корпорации в послереволюционные годы и приводятся данные о преследованиях в отношении более 400 московских адвокатов, включая масштабное дело о «контрреволюционной антисоветской организации в Московской коллегии защитников» 1938–1939 гг., по которому были приговорены к высшей мере наказания около 70 человек.



В формате PDF A4 сохранен издательский макет.





Дела репрессированных московских адвокатов

Под общей редакцией президента адвокатской фирмы «Юстина» кандидата юридических наук В.Н. Буробина






Объявление о приеме в первый состав Московской коллегии защитников.

«Еженедельник Советской Юстиции», № 26–27, 17–24 июля 1922 г.



Под общей редакцией президента адвокатской фирмы «Юстина» кандидата юридических наук В.Н. Буробина



На обложке: Доставка папок с документами по Шахтинскому делу на процесс (1928).

Составитель: Д.Б. Шабельников



© Адвокатская фирма «Юстина», 2020

© ООО ТД «Белый город», 2020




От составителя


Эта книга посвящена судьбам московских адвокатов, ставших жертвами репрессий (то есть развязанного советским руководством террора) в 1930-е годы. В предисловии я попробую кратко описать историю московской адвокатуры в первой половине XX века, показать, как изменился ее состав после упразднения дореволюционной присяжной адвокатуры и появления в 1922 году советских коллегий защитников, а также остановиться на масштабах и причинах репрессий в адвокатской корпорации.

В последнем, изданном в 1917 году (по состоянию на 15 ноября 1916 года) «Списке присяжных поверенных округа Московской судебной палаты и их помощников», значатся около 1300 присяжных поверенных и около 1750 помощников присяжных поверенных, зарегистрированных и практикующих в Москве и нынешней Московской области[1 - В список входило большее число адвокатов, поскольку округ Московской судебной палаты включал в себя также территорию нынешних Владимирской, Вологодской, Калужской, Костромской, Липецкой, Нижегородской, Рязанской, Смоленской, Тверской, Тульской и Ярославской областей.]. По численности с московской присяжной адвокатурой могла сравниться только петроградская. Следуя общепринятой традиции и здравому смыслу, я включаю в дореволюционную адвокатскую корпорацию помощников присяжных поверенных: содержание их профессиональной деятельности де-факто мало чем отличалось от деятельности присяжных поверенных, будучи де-юре практически не урегулированным. Статус присяжного поверенного могло получить лицо (мужского пола – несмотря на предпринимавшиеся усилия, доступ в присяжную адвокатуру так и остался закрыт для женщин до самого ее упразднения), достигшее 25-летнего возраста, получившее юридическое образование, сдавшее государственный экзамен и имеющее стаж работы по специальности – по судебному ведомству или в качестве помощника присяжного поверенного – в течение пяти лет.

Двое самых почтенных присяжных поверенных, В.А. Капеллер и Г.В. Бердгольдт, имели к 1916 году более 45 лет стажа, а в 1915–1916 годах в корпорацию вступило около 135 человек. Впрочем, далеко не все помощники присяжных поверенных, даже оставаясь в адвокатуре, решали приобрести статус присяжного поверенного по истечении пяти лет: в списке на 1917 год значатся десятки помощников, ставших таковыми еще в начале 1900-х годов. Причины этого обстоятельства были различны, но основная заключалась в квоте, существовавшей для принятия в корпорацию «иноверцев», то есть в первую очередь евреев.

Так или иначе, все эти три тысячи присяжных поверенных и их помощников оказались не у дел сразу после октябрьского переворота, когда 22 ноября 1917 года новая власть первым же указом упразднила вместе со старыми судами «доныне существовавшие институты судебных следователей, прокурорского надзора, а равно и институты присяжной и частной адвокатуры», а в роли и обвинителей, и защитников могли теперь выступать «все не опороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами» (их вскоре стали называть «правозаступниками»). Впрочем, в Декрете № 2, принятом 15 февраля 1918 года, круг «правозаступников» несколько сужается: «При Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов создается коллегия лиц, посвящающих себя правозаступничеству как в форме общественного обвинения, так и общественной защиты… В эти коллегии вступают лица, избираемые и отзываемые Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Только эти лица имеют право выступать в судах за плату».

Первые месяцы присяжная адвокатура пыталась протестовать. Вскоре после октябрьских событий Киевский совет присяжных поверенных направляет коллегам в Петрограде, Москве и Саратове телеграмму следующего содержания:

«Киевский Совет присяжных поверенных выражает братское сочувствие товарищам Петроградского, Московского Советов и подвергшимся грубому насилию председателю и членам Саратовского Совета. Никакие темные силы не могут уничтожить того сословия, которое всегда принимало участие в борьбе за свободу народов. Носители идей права необходимы всякому общежитию, ибо свобода всех основана на организации ее на началах права, без которого свобода превращается в произвол, нужный насильникам и погромщикам, но отнюдь не свободному народу…

Мы верим, что Россия, переживая тяжкие времена торжества черни, все же идет по пути прогресса и что первой потребностью ее на пути истинного прогресса будет именно тот правовой строй, при котором наше сословие – как объединенное, так и в лице отдельных его представителей – сможет беззаветно служить на пользу своей родине. Попытки уничтожения судов и нашего сословия могут быть лишь временным эпизодом, нисколько не умаляющим ни нашего значения, ни тем более нашего достоинства. Всякие нападения на части нашего сословия могут лишь укрепить наши товарищеские отношения и чувства…»[2 - Цит. по: Барановский А. Упразднение традиционной российской адвокатуры Декретом о суде 1917 г. https://www.advgazeta.ru/mneniya/uprazdnenie-traditsionnoy-rossiyskoy-advokatury-dekretom-o-sude-1917-g/ (https://www.advgazeta.ru/mneniya/uprazdnenie-traditsionnoy-rossiyskoy-advokatury-dekretom-o-sude-1917-g/)]

«Временный эпизод» растянулся на годы, а к тому времени, когда какое-то подобие правового строя стало появляться, сословие, жаждущее «беззаветно служить на пользу своей родине», прекратило свое существование. В «коллегиях правозаступников» смогли работать немногие, не только потому, что Советы с большим подозрением относились ко всем «бывшим людям», в том числе – а часто и тем более – и адвокатам, но и потому, что их профессиональные навыки и опыт в условиях революционной законности часто оставались невостребованными.

Судьбы остальных сложились по-разному. Многие ушли с белыми, опасаясь за свою жизнь и оказавшись в итоге в самых разных регионах страны – на юге, в Сибири или на Дальнем Востоке. Многие эмигрировали (в Германии с 1920 года действовал Союз русской присяжной адвокатуры, во Франции – Союз русских адвокатов). Кто-то погиб на фронтах Гражданской войны, от болезней или в застенках ЧК – здесь еще много белых пятен, поскольку в первые годы советской власти репрессии часто не документировались. Многие из оставшихся оказывались в тюрьмах – по надуманным, а иногда и реальным обвинениям в контрреволюционной деятельности и участии в борьбе антибольшевистского подполья. В подробностях известна, например, судьба Александра Абрамовича Виленкина, московского «политического защитника», героя Первой мировой войны (полного георгиевского кавалера), который один из первых вступил в подпольный «Союз защиты Родины и Свободы», созданный в марте 1918 года Борисом Савинковым. Виленкина арестовали в мае; по воспоминаниям сокамерников, о дальнейшем он рассказывал так:

«Часовой приводит к Дзержинскому. Там уже в сборе весь президиум. На меня никто не смотрит: Все уставились в стол. Мне дают слово: "Я был в царском суде защитником политических. Произнес 296 речей в защиту других. Теперь, в 297-й раз, говорю в свою". Называю их товарищей, которых я защищал. Тут же вызывают по телефону двух-трех. Те приезжают и подтверждают мои слова. Через час-два опять ведут к Дзержинскому. Теперь он один. И объявляет, что смертная казнь мне постановлением президиума отменена»[3 - Стюарт Дж. М. Александр Виленкин: поэт, гусар и подпольщик, которого не сломал Дзержинский // Русская служба Би-би-си. https://www.bbc.com/russian/fea-tures-45787642 (https://www.bbc.com/russian/fea-tures-45787642)].

Однако Виленкина не освободили, дважды выводили на расстрел, а 5 сентября 1918 года, в день, когда было издано постановление СНК РСФСР «О красном терроре» (в ответ на покушение на Ленина эсерки Фанни Каплан), расстреляли вместе с большой группой заключенных в Петровском парке.


* * *

Здесь мне хотелось бы вернуться на четверть века назад, в 1890-е годы, когда образованная часть российского общества, в том числе и присяжная адвокатура, стала стремительно политизироваться. Именно тогда, в 1893 году, группа молодых помощников присяжных поверенных, стремясь к общественному служению, создала в Москве так называемый «бродячий клуб»:

«Клуб назывался бродячим, потому что он не имел постоянного помещения, и заседания его происходили раз в неделю, каждый раз в другой квартире. Клуб не имел определенной программы, но ставил своей задачей поднять профессиональный и общественный уровень адвокатуры. Ради этого члены клуба стремились проникать во все профессиональные организации и прежде всего обратили внимание на консультацию при съезде мировых судей, которая в это время влачила весьма жалкое существование. Члены клуба вошли в состав консультации… и консультация весьма быстро совершенно преобразилась. Она, говоря ее словами, наметила своей целью прийти на помощь коснеющему в безысходном невежестве и неграмотности рабочему и крестьянскому населению, которое отлично знает свои обязанности, но не имеет никакого представления и не умеет отстаивать свои права. <…> "Прежде чем давать в чужие руки острое оружие закона, консультация обязана тщательно взвесить дела, для которых будет употреблено это оружие и, в случае сомнения, отказывать в совете. Особенно призывает внимание товарищей консультация и рекомендует сердечное отношение к делам, отражающим болезненные явления общественной организации, как то: делам паспортным, семейным и спорам по договорам всякого найма. Наконец, дела, имеющие принципиальное значение, консультация принимает к своему ведению и ведет их на свои расходы". Деятельность консультации из года в год принимала все более широкие размеры, и ей приходилось отдавать весьма много времени. Но участники консультации на этом не успокоились. Они обратили внимание еще на отсутствие защиты на выездных сессиях окружного суда и образовали кружок для организации этих защит…»[4 - История русской адвокатуры. Том первый. И.В. Гессен. Адвокатура, общество и государство. 1864 20/XI 1914. Издание Советов присяжных поверенных. М., 1914. С. 382–384.]






«Московская пятерка» и Ф.Н. Плевако. Слева направо: М.Ф. Ходасевич, Н.В. Тесленко, П.Н. Малянтович, Ф.Н. Плевако, В.А. Маклаков, Н.К. Муравьев. 1900-е годы.



По прошествии некоторого времени молодых лидеров «бродячего клуба», теперь уже полноправных присяжных поверенных, стали называть «московской пятеркой» (П.Н. Малянтович, Н.В. Тесленко, В.А. Маклаков, Н.К. Муравьев и М.Ф. Ходасевич[5 - Ходасевич, Михаил Фелицианович (1865–1925) – присяжный поверенный в Москве с 1897 г, брат поэта В. Ф. Ходасевича. Член МКЗ с 1922 г. Умер от брюшного тифа.]). Сами же они (и еще несколько десятков адвокатов в Москве, Петербурге и других городах) предпочитали называть себя «политическими защитниками». Они защищали бастующих и протестующих рабочих, крестьян, угнетаемые религиозные и национальные меньшинства и т. д., а также революционеров и других левых общественных деятелей.

После событий 1905 года, когда в России появился парламент и легальные политические партии, многие из политических защитников стали параллельно заниматься собственно политикой. Маклаков, Тесленко и М.Л. Мандельштам[6 - Мандельштам, Михаил Львович (1866–1939) – помощник присяжного поверенного (с 1893 г.) и присяжный поверенный (с 1899 г) в Казани; с 1903 г. присяжный поверенный в Москве. Член Партии народной свободы (кадетов) с момента образования, однако занимал крайне левые для нее позиции. Один из самых известных «политических защитников» – защищал Н.Э. Баумана, эсера-террориста И.П. Каляева (убившего великого князя Сергея Александровича) и многих других. В 1918 г уехал из Москвы и после долгих скитаний осел в 1921 г в Париже. К середине 1920-х сблизился с советским посольством, получил советское гражданство и в 1927 г. вернулся в Москву, став членом МКЗ. К моменту ареста 09.06.1938 был персональным пенсионером. Скончался в Бутырской тюрьме 05.02.1939, по официальной версии от порока сердца. Реабилитирован.]стояли, среди прочих общественных деятелей, у истоков Партии народной свободы (конституционно-демократической); Маклаков впоследствии стал одним из ее признанных лидеров в Думе. Другие вступали в РСДРП, партию революционеров-социалистов (эсеров), Трудовую партию народных социалистов. Многие не вступали ни в какие партии официально, но были близки тем или иным направлениям и так или иначе принимали участие в политической деятельности: можно привести пример того же П.Н. Малянтовича, дружившего со многими меньшевиками и предоставлявшего свою квартиру для конспиративных встреч большевиков, а также А.М. Винавера, который одно время был личным секретарем С.А. Муромцева, основателя и лидера партии кадетов и председателя I Государственной думы. Правые политики среди присяжных поверенных, конечно, встречались (наиболее известен А.С. Шмаков, один из основателей Русской монархической партии, антисемит, гражданский истец в деле Бейлиса), но в меньшинстве. Несколько больше было среди них большевиков, которые стали впоследствии чиновниками молодой советской республики.

Особенно же активно левая адвокатура пошла в политику после Февральской революции 1917 года, откликнувшись на призыв Временного правительства во главе с петроградским присяжным поверенным А.Ф. Керенским. Несколько адвокатов занимали посты министров, товарищей министров и других руководителей в самом Временном правительстве (как П.Н. Малянтович, А.М. Никитин, Н.К. Муравьев и другие); десятки, если не сотни, избирались в местные парламенты, становились уполномоченными милиции (одним из них был помощник присяжного поверенного в Москве, тогда меньшевик А.Я. Вышинский), членами многочисленных комитетов вроде Земгора[7 - Земгор (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов) – созданная в Российской империи в 1915 г на базе земств и городских дум общественная посредническая структура по распределению государственных оборонных заказов. Просуществовал до начала 1919 г] или Центросоюза[8 - Всероссийский центральный союз потребительских обществ (существует до сих пор под названием Центросоюз Российской Федерации).] и так далее.

После захвата власти большевиками все эти люди – как и не занимавшиеся политикой адвокаты, которых, разумеется, тоже было немало, – быстро поняли опасность своего положения. Маклаков, например, не вернулся из Франции, куда прибыл в октябре 1917 года в качестве вновь назначенного посла России. Тесленко, видный кадетский деятель, депутат II и III Государственной думы, гласный Московской городской думы в 1917 году, в октябре 1918 года уехал на юг, участвовал в Особом совещании при Главнокомандующем Вооруженных сил Юга России (Деникина), в 1920 году был эвакуирован в Константинополь, а оттуда перебрался в Париж. Мандельштам тоже уехал на юг, после чего через Харьков, Тифлис и Рим в 1921 году также приехал в Париж. Малянтович вместе с сыном поселился в Екатеринодаре, причем оставался там и после прихода Красной Армии.

В Москве и Петрограде остались – или через некоторое время туда вернулись – в основном те, кто считал себя защищенным благодаря старым связям и приятельским отношениям с представителями новой власти, то есть те самые «политические защитники» левой ориентации, в частности Муравьев, Ходасевич, Жданов[9 - Жданов, Владимир Анатольевич (1869–1932) – в революционном движении со студенческих лет (1890-е), в 1895 в сослан в Вологду, где работал помощником присяжного поверенного, затем присяжным поверенным до 1905 г., в 1905–1907 гг – присяжным поверенным в Москве. Защищал Каляева, Савинкова, других эсеров, участников вооруженного восстания 1905 г. в Москве и др. После 1905 г примкнул к большевикам. В 1907 г сам осужден к 4 годам каторги; по отбытии срока жил на поселении в Чите. После Февральской революции член Чрезвычайной следственной комиссии (Муравьева), военный комиссар при главнокомандующем армиями Западного фронта. После октябрьского переворота выступил против большевиков. В 1918 г. был защитником А.М. Щастного (см.: Дело командующего Балтийским флотом Щастного. Под ред. В.Н. Буробина. М.: Белый город, 2013), в 1922 г. – одним из защитников на процессе «правых эсеров» (за «антисоветские выходки» выслан на 2 года в Рыбинск). В 1924–1930 гв член МКЗ (отчислен вместе с Н.К. Муравьевым). Умер своей смертью. Реабилитирован.], Оцеп[10 - Оцеп, Матвей Александрович (Мордух Хононович, 1884–1958) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1910 в, принадлежал к кругу «политических адвокатов» и участвовал в ряде важных процессов. Член МКЗ с 1925 в, участвовал в Шахтинском процессе (1928), процессе Промпартии (1928) и др. Был одним из самых востребованных (и избежавших репрессий) адвокатов в 1930-е гг.; пользовался огромным авторитетом в адвокатской среде после войны.], Тагер[11 - Тагер, Александр Семенович (1888–1939) – помощник присяжного поверенного (Н.К. Муравьева) с 1911 в, присяжный поверенный в Москве с 1917 в Член МКЗ с 1922 в Принадлежал к кругу «политических защитников» и участвовал в ряде громких дел в 1910-е гв. В 1917 в был юрисконсультом Чрезвычайной следственной комиссии Муравьева и членом комиссии по реформе законов о суде и адвокатуре при Министерстве юстиции Временного правительства. В 1922 г. участвовал в разработке УПК РСФСР. В том же году был одним из защитников на процессе «правых эсеров» и, как и Муравьев и Жданов, был ненадолго выслан из Москвы за «антисоветские выпады». Был ведущим специалистом по юридической психологии; много занимался архивными изысканиями (в том числе написал монографию о деле Бейлиса, вышедшую в 1933 г.). Арестован 09.06.1938. Приговорен кВМН 14.04.1939; расстрелян 15.04.1938. Реабилитирован.] и другие. В то же время советскому правительству были нужны квалифицированные кадры, в том числе юристы, поэтому многие из оставшихся оказались востребованными например, бывший бундовец И.С. Урысон[12 - Урысон, Исаак Савельевич (1877–1938) – помощник присяжного поверенного (П.П. Коренева) в Москве с 1906 в; студентом был сослан в Якутию, бежал из ссылки в Германию и закончил юридический факультет Гейдельбергского университета. В 1910-е гг. был близок кругу политических защитников. С 1913 г. редактор и соиздатель журнала «Вестник права». Параллельно занимался политической деятельностью как член партии «Бунд» и общественной работой в еврейских организациях. Член МКЗ с 1922 г; с того же времени вновь активно участвовал в жизни московской еврейской общины. Арестован 04.04.1928; 09.01.1929 приговорен к высылке на 3 года; вернулся в Москву в апреле 1932 г., а 04.01.1938 снова арестован и обвинен в членстве в еврейском «антисоветском клерикальном центре» (вместе с раввином Москвы Ш.-Л.Я. Медалье). Приговорен к ВМН и расстрелян 16.06.1938. Реабилитирован.] несколько лет работал консультантом Наркомюста и писал для него проекты важных документов. Через какое-то время возобновилась научная и преподавательская работа в университетах и научных обществах. А в 1921 году была провозглашена Новая экономическая политика (НЭП), и в страну хлынули иностранные концессии, каждой из которых были нужны консультанты – проводники в загадочном мире советского законодательства и судебной практики, владеющие иностранными языками. Именно «старые юристы» и стали такими проводниками, что позволяло бывшим присяжным поверенным неплохо зарабатывать, сочетая частную адвокатскую практику с юрисконсультской работой.

Именно в это время, в 1921 году, советское правительство в лице председателя Исполкома Моссовета Каменева, наркома юстиции Курского и наркома просвещения Луначарского (брата известного присяжного поверенного) осознало, что «коллегии правозаступников» в условиях повышенного спроса на юридическую экспертизу окончательно утратили всякую эффективность, а расцветшей буйным цветом «подпольной адвокатуре» пора положить конец. К созданию новой, советской адвокатуры решили привлечь оставшихся в России «зубров» – Муравьева, Малянтовича (специально «вызванного» из Екатеринодара в Москву) и других. По словам Муравьева, именно он предложил сам термин «коллегия защитников»[13 - Угримова ТА., Волков А.Г. «Стой в завете своем…». М.: АМА-Пресс, 2004. С. 109.].

В первый состав Московской губернской коллегии защитников (далее МКЗ), первое заседание которой состоялось 8 октября 1922 года в здании МГУ на Моховой улице, вошло 320 человек. Более половины из них были в прошлом московскими присяжными поверенными или помощниками присяжных поверенных (еще какое-то число входило в состав присяжной адвокатуры в других городах). Открывавший заседание председатель Московского советского народного суда И.А. Смирнов[14 - Смирнов, Иван Александрович (1891–1938) – в революционном движении с 1905 г.; член ВКП(б) с 1917 г. С 1920 г. председатель Московского и губернского объединенного трибунала, затем Московского губернского суда. В 1926–1932 гг. на различных руководящих должностях, в 1932–1938 п. снова председатель Московского городского суда. Арестован 10.03.1938; осужден к ВМН и расстрелян 09.05.1938. Реабилитирован.] (он был председателем Комиссии по приему членов коллегии), в частности, сказал:

«Разнообразны были этапы, через которые прошли судебные учреждения, и столь же разнообразны были формы организации защиты. Вы знаете основную причину этого – гражданскую войну. Вы помните, что после Октябрьской революции рабочий класс встретил на своем пути огромные препятствия, казавшиеся неодолимыми. Многие ученые юристы, выступавшие ранее на кафедре буржуазных судов, не пожелали работать в советском суде, не пожелали помочь рабоче-крестьянской власти.

В этот самый трудный период для строительства суда к нам пришла работать группа юристов. Рабоче-крестьянская власть не может забыть их неоценимой услуги, когда они вместе с нами питались овсяной похлебкой и помогали строить и укреплять советский суд.

<…>

Нужно было, чтобы жестокие уроки гражданской войны, голод и самоотверженная защита советской власти самими трудящимися изменили к нам отношение интеллигенции и вместе с ней и прежней адвокатуры, нужно было многое продумать и пережить, многое изжить, со многим примириться, глубже понять и осознать революцию. Пришли, наконец, к нам и ученые юристы. Мы открыли им двери, мы им не ставим никаких препятствий, мы даем им полную возможность работать на пользу рабоче-крестьянского государства, наравне с нами и вместе с нами.

Мы ждем от адвокатуры не пышных слов, а простой, серенькой, будничной работы – внедрять в сознание масс наши законы.

В своей повседневной работе вы будете постоянно встречаться с коммунистами и вы убедитесь, как плодотворно окажется это общение. Вы вместе заглянете во все уголки, чтобы осветить их. И много предстоит вам работы – ответственной, тяжелой, но зато благодарной»[15 - Еженедельник советской юстиции. № 37–38, 1922. С. 38–39.].

В первый состав президиума МКЗ были избраны 9 человек, «пять коммунистов и четыре из группы так называемой общественной адвокатуры»: Коренев, Постоловский, Малянтович и Ордынский (все четверо так или иначе фигурируют в материалах «дела общественников»).

В «Большой Богословской», как она еще называлась по старой памяти, аудитории МГУ отсутствовали несколько человек, которые должны были там быть, но уже успели поучаствовать в «освещении уголков» и поплатиться за это. Ровно за четыре месяца до заседания МКЗ, 8 июня 1922 года, в Колонном зале Дома Союзов начался процесс по делу «правых эсеров» – первый масштабный показательный процесс, проведенный советской властью (в силу того, что некоторые обвиняемые не признали своей вины, не раскаялись и выступали с трибуны с обличающими большевиков речами, этот опыт был признан неудачным, и самые известные из таких процессов прошли только во второй половине 1930-х, когда методы работы с обвиняемыми гарантировали их нужное поведение в суде). «Нераскаявшихся» защищала команда защитников под руководством Н.К. Муравьева, в которую также входили С.А. Гуревич, В.А. Жданов, Г.Л. Карякин, А.Ф. Липскеров, М.А. Оцеп, Г.Б. Патушинский, Б.Е. Ратнер и А.С. Тагер (почти все они упоминаются на страницах этой книги). Остальных обвиняемых – а по сути свидетелей обвинения – защищали советские деятели и защитники-коммунисты: Бухарин, Томский, РП. Катанян[16 - Катанян, Рубен Павлович (1880–1966) – советский государственный деятель, профессор МГУ. Член РСДРП с 1903 в Помощник присяжного поверенного (с 1910 г.) и присяжный поверенный (с 1915 г) в Москве. В 1921 г. начальник Иностранного отдела ВЧК. В 1922 г. генеральный консул СССР в Берлине. С 1923 г. помощник прокурора РСФСР, затем на руководящих должностях в Прокуратуре РСФСР и СССР. В 1933–1938 гг старший помощник прокурора Верховного Суда СССР по специальным делам (надзор за ОГПУ), государственный обвинитель на политических процессах. Арестован в 1938 г.; 29.05.1939 осужден к 7 годам лишения свободы. 04.02.1943 арестован повторно и снова осужден к 7 годам лишения свободы. Реабилитирован 06.09.1947, но вновь осужден к лишению свободы: отбывал наказание с 1950 по 1955 г Реабилитирован в 1955 г.], В.И. Вегер[17 - Вегер, Владимир Ильич (1888–1945) – советский государственный и партийный деятель. В РСДРП с 1904 г. В 1912 г. закончил Императорский Московский университет (далее ИМУ), работал помощником присяжного поверенного в Казани. Занимал ряд руководящих должностей в Казани сразу после октября 1917 г. С 1920 г. профессор МГУ, МВТУ и Тимирязевской сельскохозяйственной академии, входил в комиссию содействия ученым при СНК СССР. В 1925–1929 гг. был ректором Московского промышленно-экономического института (ныне Государственный университет управления). Член МКЗ с 1922 г. Председатель президиума в 1926–1927 гг], С.Б. Членов[18 - Членов, Семен Борисович (Соломон Бенционович; 1890–1937) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1911 г. Член МКЗ с 1922 г. С 1921 по 1923 г. профессор факультета общественных наук МГУ В 1930-е гг. главный консультант по правовым вопросам при наркоме внешней торговли. В 1936 г. был обвинен в участии в контрреволюционной террористической организации (в связи с работой в НКВТ). Арестован 03.06.1936. Приговорен к ВМН 02.06.1937; расстрелян 03.06.1937. Реабилитирован.] (трое последних состояли ранее в присяжной адвокатуре) и другие. В день начала процесса защитники из первой группы были названы в газете «Правда» «продажными профессионалами-адвокатами» и прожженными судейскими крючками»[19 - Цит. по: Янсен М. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров. М.: Возвращение, 1993. С. 79.].

В связи с беспрецедентным давлением на суд, оказанным при попустительстве, а скорее, по инициативе суда и властей (включая митинг в зале судебных заседаний с требованиями смертной казни для подсудимых и оскорблениями в адрес их защитников), Муравьев и его коллеги отказались от защиты. «Горе той стране, горе тому народу, которые с неуважением относятся к закону и смеются над людьми, этот закон защищающими!» – сказал перед этим Муравьев в своем выступлении, за что получил замечание «за оскорбление русского народа» от председательствующего Георгия Пятакова[20 - Там же. С. 94.]. Вскоре после завершения процесса Муравьев, Тагер и Жданов были арестованы и высланы ГПУ из Москвы в административном порядке (Муравьев и Тагер в Казань на 3 года, а Жданов в Рыбинск на 2 года), причем никаких конкретных обвинений им не предъявлялось – так, предполагаемое преступление Тагера состояло в том, что он «с момента Октябрьского переворота и до настоящего времени не только не примирился с существующей в России Рабоче-Крестьянской Властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности, причем в моменты внешних затруднений для РСФСР свою контрреволюционную деятельность усиливал»[21 - ЦА ФСБ. Следственное дело по обвинению А.С. Тагера. 1922. Л. д. 54.]. Впрочем, дело было вскоре пересмотрено, и Муравьев с Тагером вернулись в Москву меньше чем через год; все трое были вскоре после возвращения приняты в МКЗ.

С годами число бывших представителей присяжной адвокатуры в МКЗ увеличивалось, но очень медленно, а их доля в общем составе постепенно снижалась. В 1927 году в МКЗ было почти 770 человек и 300 из них были «старыми» московскими адвокатами. Но в следующие два года общий состав вырос в полтора раза (1200 человек в 1928 году и более 1300 в 1929-м), в то время как количество «прожженных крючков» почти не изменилось (330 и 332 соответственно). Но и их периодически пытались «вычистить» (по вполне официально принятой тогда терминологии), особенно начиная с 1929 года – несмотря на то, что «буржуазные спецы» пользовались большим авторитетом у молодежи, а скорее, именно по этой причине. Вот как пишет об этом Н.К. Муравьев два года спустя:

«Летом 1929 года впервые обнаружилось желание группы лиц, случайно попавших в теперешнюю адвокатуру и имевших в партийном отношении некоторые грешки, нажить себе политический капитал, заняв непримиримую и, как эти лица хотели показать, весьма левую позицию по отношению к старой адвокатуре в составе советской Коллегии защитников и, в частности и в особенности, к группе старой политической защиты в теперешней Коллегии защитников. Это выразилось в объявлении какой-то самовольной комиссией, образовавшейся с нарушением всех правил о чистке персонала советских учреждений, вычищенными из адвокатуры около двухсот человек, в том числе и меня. Эта попытка была довольно скоро ликвидирована высшими властями. Тогда новый "глава" адвокатуры, политический проходимец Брук…[22 - Брук, Вениамин Семенович (не путать с И.Д. Ильинским-Бруком; 1892–1938) – член МКЗ в 1929–1930 гт: в это же время возглавлял Президиум МКЗ. В 1920-е гг работал старшим помощником прокурора Ленинградской губернии. Уйдя из МКЗ, работал зам. зав. орготделом Президиума ВЦИК, помощником главного транспортного прокурора, прокурором в Управлении Северных железных дорог, с 1936 г. председателем совета московского Дома кино. Арестован 26.04.1938, приговорен к ВМН и расстрелян 15.09.1938. Реабилитирован.] решил спасать себя на наших спинах и вторично "очистил" от нас адвокатуру, причем привел это решение в исполнение ранее утверждения этого решения московским Советом, которому одному принадлежит по закону право отвода членов КЗ. Одновременно Брук. решил перевести адвокатуру на принудительную сплошную коллективизацию и провел через общее собрание адвокатов как запрещение частной практики, так и наш отзыв, на этот раз уже в составе не двухсот, а двадцати человек. Также и этот отзыв был отменен московским Советом весною 1930 года, а осенью этого же года постановлением НКЮ было разъяснено, что также и запрещение частной практики адвокатов-единоличников является незаконным. Проведя всю эту реформу и проделав все эти бесчинства. Брук формально ушел из адвокатуры. <…> Оказалось, что Брук только отошел в тень, продолжая за спиной нового председателя Буленкова[23 - Буленков, Алексей Алексеевич (годы жизни неизвестны) – впоследствии член Верховного суда СССР (был назначен в 1938 г. и в 1951 е).] проводить свою линию, переменив только способы действия и перейдя на доносы»[24 - Угримова ТА., Волков А.Г. «Стой в завете своем…». М.: АМА-Пресс, 2004. С. 118–119.].

Вероятно, следствием таких доносов стало первое, насколько известно, коллективное уголовное дело, возбужденное в декабре 1930 года в отношении 11 членов МКЗ, – «дело общественников», материалы которого мы включили в эту книгу. Муравьев и П.Н. Малянтович не фигурируют среди обвиняемых, но по разным причинам: Муравьев смирился со своим отчислением из коллегии еще в январе того же года, а Малянтович был арестован одновременно с фигурантами «дела общественников», но обвинен в гораздо более серьезных преступлениях по большому делу «Союзного бюро меньшевиков» (в мае 1931 года его приговорили к 10 годам лишения свободы, но стараниями Муравьева приговор был отменен, а Малянтовича даже восстановили в МКЗ).

В это же время начались и «точечные» репрессии, обычно связанные не столько с адвокатской деятельностью обвиняемых, сколько с их далеким прошлым, как, например, по делу В.Ю. Короленко и первому делу И.С. Урысона. Таких дел было немного, и заканчивались они обычно ссылкой или несколькими годами лишения свободы.

К cередине 1930-х годов количественный состав МКЗ значительно снижается – в 1936 году в справочнике «Вся Москва» значилось 360 адвокатов, работающих в составе коллективов; по мнению американского исследователя советской адвокатуры Юджина Хаски, к этому числу нужно прибавить 140 человек, практиковавших частным образом (Хаски не объясняет, откуда взялась эта цифра)[25 - Хаски Ю. Российские адвокаты и советское государство. Происхождение и развитие советской адвокатуры. 1917–1939. М.: Институт государства и права РАН, 1993.С. 152.]. Однако, несмотря на все чистки, в 1937 году в составе МКЗ оставалось около половины защитников, практиковавших до 1917 года – то есть большинство из покинуших ряды коллегии (напомним, что на пике, в 1929 году, в ней числились 1300 человек) были «новыми», по всей видимости, достаточно случайными кадрами[26 - Там же. С. 152.].

Все меняется летом 1937 года, когда начинаются массовые аресты среди членов МКЗ – сначала по разным, не связанным друг с другом поводам, а в ноябре – декабре, когда был арестован П.Н. Малянтович и его сын Владимир, в недрах ГПУ вызревает идея об «антисоветской контрреволюционной террористической организации в Московской коллегии защитников». Также возможно, что это было связано с арестом еще в апреле 1937 года Артура Плескова, который был членом ЦК РСДРП (меньшевиков) в 1919–1920 годы. Плескова расстреляли уже в октябре, но его имя (как и имя Муравьева, умершего своей смертью 31 декабря 1936 года) фигурирует практически во всех признательных показаниях остальных «заговорщиков».

Поскольку организация была виртуальной, ее конфигурация менялась у разных следователей и в показаниях разных обвиняемых. Неизменными оставались только цели – «свержение советской власти» и «установление в СССР буржуазно-демократического строя». Как именно организация намеревалась реализовать эти цели, так и осталось непонятным не только обвиняемым, но и следователям, прокурорам и судьям Военной коллегии Верховного Суда (последних, впрочем, этот вопрос интересовал меньше всех – написанные от руки приговоры с кратким содержанием обвинительного заключения занимают обычно две страницы). Вот, например, какой диалог состоялся у А.С. Тагера со следователем:

«Вопрос: Как же тогда мыслилось руководством Вашей организации претворить в жизнь свою программу?

Ответ: Это должно было вытекать, по мнению руководителей нашей организации, из внутрипартийной борьбы в ВКП(б).

Вопрос: Как это практически намечалось?

Ответ: Я, например, помню одну из бесед с Муравьевым. Он считал, что этот процесс должен произойти постепенно. Итоги внутрипартийной борьбы, итоги изменений политики ВКП(б) должны были неизбежно привести к позициям февральской революции. В общей своей форме это мыслилось как процесс постепенного перехода с одних рельс на другие.

<…>

Вопрос: Я требую от Вас совершенно ясного ответа, как предполагала Ваша организация изменение советского режима и установление режима буржуазно-демократической республики. Как Вы себе это дело мыслили?

Ответ: Я себе лично представлял, что это может произойти путем не очень быстрого, постепенного процесса.

Вопрос: Какого процесса, скажите это ясней?

Ответ: Я представляю себе, что Вам кажется это глупым. Но из глупого нельзя изобразить умного»[27 - ЦА ФСБ. Стенограмма допроса А.С. Тагера от 15 июля 1938 г Дело № Р-4661.Том 1. Л. д. 11–77.].

По своей политической ориентации организация могла быть меньшевистской, эсеровской, кадетской, кадетско-меньшевистской или меньшевистско-эсеровской – в зависимости от прошлой партийной принадлежности того или иного обвиняемого и «уличавших» его сообвиняемых. В некоторых делах это «объясняется» – словами обвиняемых – тем, что с какого-то момента в организацию решили вербовать всех, кто в прошлом принадлежал к какой-либо политической партии, не считая, разумеется, ВКП(б) (и это было сделано по совету «парижского руководящего центра»).

В качестве основных руководителей организации неизменно фигурировали только Муравьев и П.Н. Малянтович, но в разных показаниях к ним присоединялись и Мандельштам, и Тагер, и Долматовский[28 - Долматовский, Арон Моисеевич (1880–1939) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1908 г.; член МКЗ с 1922 г.; в 1928 г. был одним из защитников на Шахтинском процессе. Арестован 28.03.1938: осужден к ВМН и расстрелян 20.02.1939. Реабилитирован.], и Никитин[29 - Никитин, Алексей Максимович (1876–1939) – присяжный поверенный в Москве с 1912 г.; еще раньше в качестве помощника присяжного поверенного входил в круг «политических защитников». Член РСДРП с 1897 г.; с 1903 г. меньшевик. Член МКЗ с 1922 по 1928 г. Арестован 14.03.1938. 13.04.1939 приговорен к ВМН. 14.04.1939 расстрелян. Реабилитирован.], и Овчинников. Круг участников расширялся на протяжении всего 1938 года с помощью незамысловатой и хорошо отработанной технологии: каждый новый арестованный должен был не только подтвердить показания на остальных, но и назвать какое-то число новых имен. Именно таким образом кроме общеизвестного и состоящего из «старых» защитников ядра организации, в котором все действительно друг с другом общались, появились и адвокаты совершенно другого круга, более-менее случайно знакомые с основными фигурантами. Они в свою очередь называли своих знакомых, так что, если бы не заранее заданный формат «а/с к.-р. организации в коллегии защитников», этот круг мог бы расширяться бесконечно.

Основная линия истории организации выглядела, по мнению следствия, так.

В 1922 году, после создания МКЗ, в ней образовалась так называемая «общественная группа», объединявшая в основном «старых» адвокатов. Как мы знаем, такая группа действительно была создана, наряду с еще двумя – «революционной» (под руководством С.Б. Членова, ушедшего из адвокатуры на государственную службу, арестованного еще в 1936 году и расстрелянного в июне 1937-го, вне всякой связи с «заговором» в МКЗ) и «коммунистической». Свою задачу эта группа видела в организации оказания бесплатной юридической помощи трудящимся. Как и две остальные, группа была упразднена в 1926 году

Еще раньше, около 1920 года, было создано Московское юридическое общество, в основном занимавшееся организацией публичных докладов, скорее, академического свойства. Оно было закрыто властями в 1922 году, но в том же году начал выходить журнал «Право и жизнь», посвященный «вопросам права и экономического строительства». Журнал издавался до 1928 года одноименным издательством под редакцией проф. А.М. Винавера[30 - Винавер, Александр Маркович (1883–1947) – российский и советский правовед, специалист по римскому праву и цивилистике, профессор МГУ. С 1907 г помощник присяжного поверенного в Москве. До и после 1917 г преподавал в Московском университете и ряде других вузов. С 1922 по 1929 гг. – ответственный редактор журнала «Право и жизнь». Член МКЗ в 1925–1929 гг. В 1932–1938 гг. заведующий центральным юридическим бюро Объединенного государственного издательства (ОГИЗ). Арестован 13.01.1938; 11.01.1940 осужден к 8 годам лишения свободы. Освобожден досрочно в 1944 г. и до смерти преподавал в Свердловском юридическом институте. Реабилитирован.], М.Н. Гернета[31 - Гернет, Михаил Николаевич (1874–1953) – российский и советский правовед, криминолог и специалист по уголовно-исполнительному праву, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР. Преподавал в ИМУ (до 1911 г.), Петербургском психоневрологическом институте, МГУ (1918–1931) и Московском юридическом институте (1931–1942).] и А.Н. Трайнина[32 - Трайнин, Арон Наумович (1883–1957) – советский правовед, криминолог и специалист по уголовному праву, доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР (1946), заслуженный деятель науки РСФСР. С 1909 г. помощник присяжного поверенного в Москве. С 1912 г. преподавал в Университете Шанявского, после 1917 г. работал и преподавал в ряде советских вузов. Член МКЗ с 1923 г.]; с ним сотрудничали все заметные в то время правоведы, включая тех адвокатов, кто не пренебрегал научной деятельностью. В предисловии к первому выпуску в 1922 году редакция «Права и жизни» оптимистично писала:

«В момент искания точных объективных формул для новых общественных идей и отношений каждый из нас обязан сказать то, что диктует ему его опыт и знание, обязан внести в общее дело строительства новой России свою лепту, свое разумение и искреннее убежденное слово. Посвящая настоящий журнал теоретической разработке права, основанной на лучшем юридическим наследии прошлого и на учете новых политико-правовых идей, купленных ценой революционного опыта, освещая и изучая вопросы текущего законодательства и судебной практики, оценивая и критикуя беспристрастно и объективно новые, еще только зарождающиеся формы нашего правового уклада, по мере возможности учитывая все крупные факторы, направляющие путь правотворчества данного момента, мы надеемся посильно содействовать укреплению начал законности, и тем самым мы исполним долг, лежащий на русской юридической мысли».

Упомянутые три объединения – «общественную группу» в МКЗ, Московское юридическое общество и редакцию журнала «Право и жизнь» вместе с его постоянными авторами – следствие сочло легальными формами будущей нелегальной антисоветской организации. Когда к концу 1920-х годов все они прекратили свое существование, организация в лице ее лидеров, прежде всего Малянтовича и Муравьева, задумалась о дальнейшей тактике. В стране разворачивались первая пятилетка, «великий перелом», коллективизация и индустриализация (по концепции следствия, «старые» адвокаты, как и прочие интеллигенты, не верили в успех этого рывка и ждали его провала, чтобы перейти наконец к активным действиям при поддержке буржуазных стран). С назначением в 1931 году на пост наркома юстиции Н.В. Крыленко и даже несколько раньше, примерно с 1928 года, начались гонения на адвокатуру – не только на «старую», а вообще на адвокатуру как институт. Вот как описывал происходившее тогда в своих показаниях Тагер (хотя эти строки – часть его собственноручных показаний, в которых он объяснял причины антисоветских настроений в среде адвокатуры, полагаю, что его оценки в данном случае вполне искренни):

«Известно, какое большое значение партия придает надлежащей политике по отношению к интеллигенции вообще и отдельным ее частям, в частности врачам, инженерам, учительству и т. д. С адвокатами в этом отношении благодаря вредительской политике Крыленко – у Пашуканиса[33 - Пашуканис, Евгений Брониславович (1891–1937) – влиятельный в конце 1920-х – начале 1930-х гг марксистский теоретик права. В 1922 г. организовал секцию права Коммунистической академии – один из центров научной марксистской юридической мысли в СССР. С 1927 г. действительный член Коммунистической академии, затем член ее президиума и вице-президент. С 1931 г. директор института советского строительства и права Коммунистической академии; с 1936 г заместитель наркома юстиции СССР. Считал право вообще пережитком буржуазного общества и полагал, что социализм в своем развитии должен изжить как государство, так и право. Арестован 20.01.1937. Приговорен к ВМН и расстрелян 04.09.1937. Реабилитирован.] обстояло явно неблагополучно.

Адвокатура и защита были провозглашены ими лишь необходимым злом, которое лишь терпится в советском суде, но которое, вообще говоря, советскому суду вовсе не нужно. Участие защитника в состязательном процессе изображалось издевательски как участие в какой-то "меновой сделке". Совершенно несомненно, что под этой "революционной" терминологией проводилось по существу отрицание демократических элементов советского процесса, каким, в частности, является принцип процессуальной состязательности. Эта точка зрения не только провозглашалась теоретически со ссылкой на Пашуканиса, но с 1928 г. Крыленко начал насаждать эти теории и на практике. Достаточно указать на проекты УПК 1927 и 1928 гг., выработанные Наркомюстом и в значительных частях проведенные в жизнь в ряде вопросов, несмотря на отсутствие их законодательного утверждения. В особенности полно были осуществлены эти вредительские теории по отношению к защите. Защита и практически стала третироваться как ненужный и вредный придаток. Постепенно росло число процессов, в которых защитники перестали допускаться к участию в деле – вопреки прямому тексту закона – в народных судах с одной стороны и даже в Верховном Суде – при рассмотрении кассационных дел с другой стороны. Защитники добросовестно готовились к защитам, тратили на это время и труд, а затем им объявляли, что они суду не нужны. Из отдельных единичных фактов – это стало в тот период времени типовым явлением.

Совершенно несомненно, что эта политика Крыленко – ставившая и, по-видимому, имевшая целью поставить адвокатов в весьма унизительное положение и притом противопоставить их другим советским судебным работникам – питала в адвокатской среде чувство большого недовольства этой политикой, которую Крыленко и его сторонники изображали как особенность именно якобы советского отношения к вопросам защиты и адвокатуры. Именно поэтому эта политика и являлась вредительской политикой»[34 - ЦА ФСБ. [Собственноручные] показания А.С. Тагера от 21 июня 1938 г. Дело № Р-4661. Том 2. Л. д. 74–92. Крыленко был арестован полугодом раньше, а расстрелян через месяц после этих показаний Тагера, как считается, лично В.В. Ульрихом, председателем Военной Коллегии Верховного Суда. Его обвинили среди прочего в создании антисоветской вредительской организации в органах юстиции.].

И тут у «заговорщиков» появился удобный случай. В 1931 году Тагер получил разрешение на временный выезд в Париж для лечения жены, которая потеряла зрение на оба глаза – в Советской России ей помочь не могли. В Париже жил и практиковал как адвокат брат Тагера, у которого они с женой и прожили восемь месяцев. По версии следствия, руководство антисоветской организации решило воспользоваться этой поездкой Тагера «для налаживания организационных связей с эмигрантскими кадетскими кругами». С этой целью то ли Муравьев, то ли Малянтович поручили ему встретиться с их бывшим коллегой по «политической защите» Маклаковым, а также, по некоторым версиям, с Н.В. Тесленко и А.Ф. Керенским.

«Муравьев мне дал указание по приезде в Париж установить связь с Маклаковым и передать ему, что наша нелегальная организация продолжает благополучно существовать и что во главе ее остались: Муравьев, Малянтович и Мандельштам. И, как я уже показал ранее, выяснить отношение различных французских политических группировок к процессам, происходящим внутри СССР, а также на какие из них (группировок) можно рассчитывать в смысле получения помощи в борьбе с большевистской диктатурой»[35 - ЦА ФСБ. Стенограмма допроса А.С. Тагера от 15 июля 1938 г Дело № Р-4661. Том 1. Л. д. 11–77.].

Тагер подробно описывал эту встречу, состоявшуюся якобы в ноябре 1931 года, и содержание беседы с Маклаковым (довольно абстрактного характера). С Керенским он, по его словам, только перекинулся парой слов. Впрочем, в суде Тагер отказался от этих показаний и заявил, что все его рассказы о встречах в Париже выдуманы от начала до конца. Установить, имела ли место эта встреча, мне не удалось (если она и состоялась, в этом не было ничего удивительного – хотя Тагер принадлежал к следующему поколению и не был близко знаком с Маклаковым, последний был легендарной личностью в адвокатских кругах).

По возвращении в Москву в 1932 году Тагер, по версии следствия, доложил руководству о результатах своей поездки. С Маклаковым они якобы договорились, что связь между организацией и «парижским центром» будет дальше осуществляться через М.Л. Мандельштама, который, бежав после революции за границу, прожил несколько лет в Париже, а в 1928 г. вернулся в Москву (при этом следствие ни разу не поинтересовалось у Мандельштама вопросом о поддержании им этой связи, зато сам он рассказал на допросе, что в Париже Маклаков его «бойкотировал, и я с ним не виделся. Он меня на лекции толкнул намеренно, крикнув, что я ему мешаю»[36 - ЦА ФСБ. Протокол допроса М. Л. Мандельштама от 10 ноября 1938 г. Дело № Р-39885. Л. д. 25–28.].

Чем после этого занималась организация – неясно, но в октябре 1936 года Малянтович якобы собрал руководство на квартире у Долматовского и «сообщил о полученной им из меньшевистских центров директиве о необходимости перехода к террору против руководителей партии и правительства. Директива была одобрена, но решено было передать ее на обсуждение ячеек организации» (эта формулировка повторяется практически дословно в нескольких протоколах допросов и очных ставок). Большинству никаких конкретных действий по подготовке террористических актов не вменяли; как и от кого Малянтович получил соответствующие указания, следствие выяснить не пыталось ни у него самого, ни у других.

Зато следствие предпринимало попытки связать организацию с «правыми» в руководстве страны: в показаниях нескольких обвиняемых есть сообщения о том, что у Малянтовича были доверительные личные отношения с М.П. Томским[37 - Томский, Михаил Павлович (наст. фам. Ефремов; 1880–1936) – советский партийный и профсоюзный деятель. В 1922–1929 гг. председатель ВЦСПС. В 1929 г. вместе с Бухариным и Рыковым выступил против свертывания НЭПа и форсирования индустриализации и коллективизации; Сталин объявил эту позицию «правым уклоном». Пленум ЦК ВКП(б) принял решение снять Томского с поста председателя ВЦСПС. С апреля 1932 г. работал заведующим ОГИЗ. Когда на Первом московском процессе в августе 1936 г Зиновьев и Каменев стали давать показания о причастности Томского, Рыкова и Бухарина к контрреволюционной деятельности, Томский застрелился.], который был когда-то его подзащитным и поэтому передавал Малянтовичу некие закрытые сведения о положении в стране, которые тот неизвестным образом использовал для планирования антисоветской работы своей организации.

Кроме того, почти всех пытались обвинить, а некоторых и официально обвинили в шпионаже – как видно из дела А.Э. Вормса, это было несложно, так как практически все «старые» адвокаты, получившие дореволюционное образование (а кое-кто, как Долматовский, поучился и за границей), в тот или иной момент общались с иностранцами – именно к ним обращались различные посольства и концессионные предприятия за юридическими консультациями или при необходимости представления интересов иностранных граждан и компаний в советских судах. Например, А.М. Винавер сообщил на допросе:

«О всех более или менее значительных событиях и фактах из области права, экономики и политики секретного характера члены нашей организации сообщали Вавину[38 - Вавин, Николай Григорьевич (1878–1938) – присяжный поверенный в Москве с 1908 г. В 1900-е гг. преподавал в Коммерческом институте, профессор, автор научных трудов по гражданскому праву (как до, так и после 1917 г). Был близок кадетам, хотя в партии не состоял. Член МКЗ с 1925 г Арестован 27.04.1938. Приговорен к ВМН и расстрелян 15.04.1939. Реабилитирован.] для пересылки за границу. В 1936 году Трайнин передал Вавину подробные сведения о работе и взаимоотношениях между Прокуратурой СССР, а Тагер передал о работе Н.К.Ю. Вопрос этот имел большое значение последние два года и привлекал внимание зарубежных кругов, расценивавших положение и политику Наркомюста как известный барометр политической жизни в СССР: проводится ли в жизнь Конституция СССР и, если проводится, то как именно. Информацией по этим вопросам, в антисоветском, конечно, освещении, мы и снабжали Вавина, который передавал Шретеру[39 - Шретер, Виктор Николаевич (1885–1938) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1909 г.; с 1913 г преподавал в Московском коммерческом институте. С 1918 г преподавал в МГУ и Институте народного хозяйства им. Г.В. Плеханова (бывший Московский коммерческий институт). Теоретик советского хозяйственного и промышленного права. На момент ареста также старший консультант иностранного сектора Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР. Арестован 16.01.1938. Приговорен к ВМН и расстрелян 27.04.1938.] для пересылки парижскому центру. Передавали мы сведения о работе правительственной комиссии по подготовке указанных в Конституции СССР пяти общественных кодексов. Передал я не подлежащую оглашению директиву высших советских органов об увольнении из всех государственных издательств СССР бывших членов антисоветских партий (кадеты, меньшевики, эсеры). Трайнин передал сведения о работе Всесоюзной Правовой Академии, о работе Верховного Суда РСФСР, о состоянии и деятельности советских судов. В частности, им были переданы полученные в Прокуратуре СССР секретные данные о количестве политических дел, рассмотренных в судах СССР, о подготовляющихся политических процессах»[40 - ЦА ФСБ. Протокол допроса А.М. Винавера от 1 декабря 1938 г Дело № Р-17487. Л. д. 24–49.].

По большому счету не играло никакой роли, вменялись ли обвиняемым такие пугающие преступления, как подготовка террористических актов и шпионаж, или нет. В подавляющем большинстве случаев самого их «участия» в деятельности организации и вербовке новых членов было достаточно для смертного приговора. Всех судила Военная коллегия Верховного Суда «с применением закона от 1.XII-34», принятого в день убийства Кирова постановления ВЦИК, согласно которому судебное разбирательство по «антисоветским» делам проходило в закрытом режиме и без участия сторон, а приговор не подлежал обжалованию и приводился в исполнение немедленно (обычно в тот же день). Большинство ключевых обвиняемых были расстреляны с апреля 1938-го по апрель 1939 года. 73-летний Мандельштам умер в тюрьме в феврале 1939 года, когда уже было готово, но еще не было подписано обвинительное заключение. Винавер получил 8 лет лагерей (и прожил два с половиной года после досрочного освобождения), а Владимир Николаевич Малянтович (брат Павла Николаевича) – 15. Как мне удалось выяснить, он умер в Воркутлаге только в 1947 году, 76-летним. Вероятно, последним по делу был расстрелян арестованный одним из первых Павел Николаевич Малянтович, проведя в московских тюрьмах больше двух лет.

Всего по делу о «контрреволюционной антисоветской организации в МКЗ» были осуждены по меньшей мере 70 человек[41 - Поскольку формально дело не было коллективным, а также в связи с неполнотой обнаруженной на сегодняшний день информации, указать точное количество осужденных не представляется возможным.], почти все – к высшей мере наказания. Сведения, приводимые в работе Ю. Хаски, о том, что в 1938 году будто бы «только за одну ночь в Москве было арестовано 165 адвокатов»[42 - Хаски Ю. Российские адвокаты и советское государство. Происхождение и развитие советской адвокатуры. 1917–1939. М.: Институт государства и права РАН, 1993.С. 154.], пока не находят своего подтверждения.

Если же говорить об общих цифрах, то на сегодняшний день мне известны имена более 220 человек, которые когда-либо практиковали[43 - В качестве присяжного поверенного, помощника присяжного поверенного (до 1917 года) или члена МКЗ (с 1922 е).] в Москве и нынешней Московской области и были расстреляны в период с 1917 по 1953 год. Еще около 200 человек были приговорены в тот же период к другим видам наказания (лишению свободы, ссылке или высылке) или содержались под стражей, но были освобождены без предъявления обвинения (таких было немного, и практически все такие случаи имели место до 1936 года).

Если же говорить о тех, кто был членом МКЗ на момент ареста или незадолго до него, то их было не менее 130 среди приговоренных к ВМН и не менее 100 среди остальных.

За децимацией, произведенной в рядах московской адвокатуры в 1938–1939 годах, последовали реформы, призванные окончательно превратить ее в полностью подконтрольное исполнительной власти и партии бюрократическое учреждение. Новое Положение об адвокатуре, принятое в августе 1939 года (в нем впервые в российской истории появился юридически закрепленный термин «адвокат»), окончательно запретило остатки частной практики и упразднило коллективы, введя вместо них юридические консультации, напрямую управляемые президиумом коллегии и подотчетные ему. Численность МКЗ в период с 1937 по 1939 год увеличилась незначительно. На место репрессированных «старых» адвокатов пришли новые кадры, и количество членов партии за тот же период выросло с 58 до 160 человек. К 1950-м годам коммунистов в советской адвокатуре по всей стране было уже около 70 %[44 - Хаски Ю. Российские адвокаты и советское государство. Происхождение и развитие советской адвокатуры. 1917–1939. М.: Институт государства и права РАН, 1993. С. 167–168.].

420 жертв, из них 220 убитых – много это или мало для относительно элитарной профессиональной группы в пределах одного, пусть и столичного, города? Я не знаю. Наверное, в масштабах всей истории большого террора, не говоря уже обо всей трагической истории России между двумя мировыми войнами, не так уж много. Но мне кажется, что сами по себе статистические данные мало о чем говорят – куда важнее понять, в том числе и в первую очередь на уровне судеб конкретных людей, что, как и почему с ними происходило. Именно это мы и постарались сделать в этой книге, не только публикуя материалы шести уголовных дел почти целиком, но и рассказывая о судьбах многих других в обширных примечаниях.


* * *

В заключение хотелось бы сказать несколько слов о том, как устроена эта книга.

Отбирая следственные дела для публикации (они расположены в хронологическом порядке по датам арестов), мы прежде всего постарались дать читателю представление о разнообразии поводов для репрессий, не ограничиваясь самыми известными именами. Кроме «дела общественников», важного для всей истории преследований в отношении адвокатской корпорации, сюда вошли дела, в которых жертвы были обвинены в давних порочащих связях с подозрительными элементами (Короленко), шпионаже (Вормс), антисоветской пропаганде (Бать), и, наконец, в контрреволюционном заговоре и подготовке террористических актов (Малянтович и Овчинников).

Дела приводятся с незначительными сокращениями. За исключением опущенных мелких делопроизводственных деталей, пропуски обозначаются так: <…>. Опечатки и мелкие грамматические и пунктуационные ошибки в основном исправлены без указания; синтаксические ошибки и некоторые характерные написания сохранены.

Я постарался подготовить краткую биографическую справку (в постраничных сносках) по каждой встречающейся в тексте персоналии, кроме общеизвестных. Это относится и к фигурирующим в материалах дел сотрудникам НКВД[45 - Биографические справки по сотрудникам НКВД подготовлены на основе справочника «Кадровый состав органов государственной безопасности СССР. 1935–1939» Международного Мемориала: nkvd.memo.ru.]. Отсутствие биографической сноски означает, что о соответствующей персоналии не обнаружено какой-либо значимой информации.

Я хотел бы выразить огромную признательность организациям и людям, без помощи которых издание этой книги оказалось бы невозможным: это Центральный архив ФСБ России, Государственный архив Российской Федерации, Международный Мемориал, «Открытый список», Инна Башкирова, Роман Войтехович, Иван Егоров, Сергей Лукашевский, Ирина Малянтович, Екатерина Мишина, Геннадий Рыженко и Наталья Шленская.

Дмитрий Шабельников



Независимый исследователь,

автор проекта «Защитники, которых никто не защитил»[46 - Совместный проект с «Адвокатской газетой». См.: https://www.advgazeta.ru/ (https://www.advgazeta.ru/) repressed-lawyers/]






Защитники на Шахтинском процессе (1928).

Сидят за длинным столом, слева направо по часовой стрелке:

В.Н. Малянтович (умер в лагере), С.П. Ордынский, Э.А. Левенберг (осужден к 10 годам ИТЛ), А.М. Рязанский (расстрелян), И.Н. Плятт, Л.Ф. Добрынин, неизвестный, А.Э. Вормс (стоит; умер в тюрьме), Л.Г. Пятецкий-Шапиро (расстрелян), А.М. Долматовский (расстрелян), М.А. Оцеп, А.А. Смирнов, Л.А. Меранвиль-Десентклер (расстрелян), Л.И. Розенблюм (репрессирована), Н.В. Коммодов, В.Ю. Короленко (расстрелян)




«Дело общественников» (1930)



Первое дело, которое мы решили включить в этот сборник, отличается от остальных по многим параметрам: оно самое раннее хронологически (1930 год), возбуждено в отношении сразу 11 человек, а главное – окончилось для них всех благополучно. Несмотря на грозную формулу обвинения, в отношении семи человек дело было прекращено, а в отношении четверых, приговоренных к трехлетней высылке (лишенных права проживания в крупных городах), приговор был вскоре пересмотрен, а наказание – отменено. Однако мы сочли необходимым включить его в это издание как минимум по двум причинам.

Во-первых, это уникальный источник сведений о жизни московской адвокатуры в 1920-е годы, причем в 1930 году, когда происходили допросы обвиняемых, они еще имели возможность говорить то, что считали нужным, – и даже выражать несогласие с «отдельными мероприятиями» советской власти (разумеется, все равно необходимо делать поправку на то, что этим людям угрожают серьезные сроки), – а следователи, в отличие от времен Большого террора, обычно еще записывали их слова в протокол, вместо того чтобы подгонять формулировки под пункты обвинительных заключений. Во-вторых, это дело – своего рода репетиция дела о «контрреволюционной антисоветской кадетско-меньшевистской организации в Московской коллегии защитников» (иногда она называлась также эсеровско-меньшевистской или просто меньшевистской; хотя официально коллективного дела с таким названием не существовало, все его фигуранты обвинялись в членстве в одной и той же никогда не существовавшей организации), которое началось в 1938 году и закончилось гибелью десятков московских адвокатов.

Оба дела были направлены на одну и ту же группу людей – бывших присяжных поверенных, которые, в отличие от большинства своих коллег, решили в начале 1920-х годов влиться в новую, советскую адвокатуру (а некоторые и стояли у ее истоков). Большинство из них были «общественниками», или «политическими защитниками», и до революции, имея либеральные и (или) левые убеждения, от кадетов до эсеров, защищали бастующих рабочих, бунтующих крестьян, представителей национальных и религиозных меньшинств и, наконец, революционеров, включая многих большевиков. Придя в 1922 году в коллегию защитников, они пытались по сути заниматься тем же самым, участвуя в работе Московского комитета Политического красного креста и берясь за защиту политических обвиняемых – «правых эсеров», меньшевиков, «вредителей» и так далее. Однако прославившие их в начале века адвокатские навыки в условиях революционной, а затем социалистической законности оказывались все менее эффективными. Как видно из материалов дела, в самом начале этот круг «ЧКЗ» сразу после создания коллегии оформился в виде «общественной группы» (или фракции), пытавшейся отстаивать свои интересы в борьбе – в основном аппаратной – с так называемыми «революционной» и «коммунистической» группами, влияние которых постепенно росло. В 1926 году все группы были упразднены, но «общественники», естественно, продолжали состоять друг с другом в дружеских и коллегиальных отношениях. В 1928–1929 годах численный состав коллегии значительно вырос за счет новых кадров, и если при создании МКЗ в 1922 году доля бывших присяжных поверенных составляла в ней около половины, то к этому времени – 20–25 %.

Интересно, что состав группы обвиняемых по «делу общественников» 1930 года представляется довольно случайным – только один из них, А.М. Никитин, станет активным членом мифической антисоветской организации в конце 1930-х. Однако в их показаниях звучат имена многих людей, которых будут преследовать через восемь лет, в первую очередь это братья П.Н. и В.Н. Малянтовичи, А.М. Долматовский, А.С. Тагер, а также Н.К. Муравьев, которого «спасла» только смерть в конце 1936 года. Впрочем, П.Н. Малянтовича арестовали в день вынесения приговора по «делу защитников», 13 декабря 1930 года, обвинили в принадлежности к «Союзному бюро меньшевиков» и 10 мая 1931 года приговорили к 10 годам лишения свободы[47 - См.: Меньшевистский процесс 1931 года. Сборник документов. В 2-х кн. Кн. 2 / Ассоц. «Рос. полит. энциклопедия», Центр. архив ФСБ России, сост. А.Л. Литвин. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1999. С. 413–415.]; однако благодаря вмешательству Н.К. Муравьева и высокопоставленных чиновников, пока еще почтительно относившихся к его заслугам «политического защитника», уже 20 мая приговор был отменен, а в ноябре того же года Малянтовича восстановили в коллегии защитников[48 - Угримова ТА., Волков А.Г. «Стой в завете своем…». М.: АМА-Пресс, 2004. С. 148–151.]. В.Ю. Короленко, который сам дает показания в конце дела, арестовали по другому коллективному делу еще в апреле – мае 1930 года, а 13 августа того же года осудили к расстрелу с заменой на 10 лет концлагеря. Наконец, И.С. Урысон на момент появления «дела общественников» находился в ссылке в Нижнем Новгороде по приговору, вынесенному 9 января 1929 года, – в связи с фантасмагорическими обвинениями в подстрекательстве к покушению на Сталина, выдвинутыми агентом ОГПУ Гринберг. В «деле общественников» он не фигурирует в качестве обвиняемого, однако из материалов его собственного дела [49 - ЦА ФСБ России. Следственное дело № Р-43640 в отношении Урысона И.С.] известно, что в августе 1930 года его арестовали в Нижнем Новгороде и этапировали в Москву; в отношении него было составлено обвинительное заключение, аналогичное заключению по «делу общественников» (на две недели раньше), но приговора в отношении него нет ни в одном из дел. Срок ссылки Урысона был впоследствии сокращен, и в апреле 1932 года он вернулся в Москву – до следующего ареста в январе 1938 года.




Дело № Р-35440[50 - ЦА ФСБ России.]


по обвинению Умнова[51 - Ошибка; правильно УМОВА.] Павла Георгиевича и др.

Список лиц, привлеченных по архивно-следственному делу:

1. Богданов М.И.

2. Гринберг И.Н.

3. Никитин А.М.

4. Динесман И.Ю.

5. Коренев П.П.

6. Пинес И.Г.

7. Полетик М.П.

8. Патушинский Г.Б.

9. Розенблюм А.Б.

10. Ум<н>ов П.Г.

11. Филатьев Г.В.




л. д. 8—10


Протокол допроса

Филатьева Георгия Викторовича[52 - Филатьев, Георгий Викторович (1869 – не ранее 1938) – присяжный поверенный в Москве с 1909 г.; член МКЗ с 1925 г. Участвовал в создании партии кадетов в 1905 г Соучредитель и активный участник Московского комитета Политического красного креста.]

от 14 августа 1930 года

<…>

из дворян г. Рыбинска Нижне-Волжского края, русский

<…>

Состоял в партии народных социалистов[53 - Трудовая народно-социалистическая партия (народные социалисты, или энесы, НС) – неонародническая партия городской интеллигенции, созданная в 1905 году. Исключала террор как средство политической борьбы. После Февральской революции поддерживала Временное правительство; прекратила существование в 1918 г] с 1917 по 1918 год. В других партиях не был. До войны 1914 года и до Февральской революции – присяжный поверенный.






Г.В. Филатьев. 1930



<…>

С Февральской революции до Октябрьской революции: товарищ Московского городского головы с августа м-ца до октября 1917 г. В Октябрьскую революцию: юрисконсульт в Земгоре[54 - Земгор (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов) – созданная в Российской империи в 1915 г. на базе земств и городских дум общественная посредническая структура по распределению государственных оборонных заказов. Просуществовал до начала 1919 г.]. С Октябрьской революции по настоящий день: то же до начала 1919 г. В 1919 г. работал в кооперации; в конце 19 в Электротресте зав. юридической частью. В марте 20 г. был арестован за участие в «Союзе Возрождения»[55 - «Союз возрождения России» был основан членами партий кадетов, народных социалистов и эсеров весной 1918 г в Москве как широкая коалиция политических партий, противостоявших большевикам. В апреле 1919 г вошел в состав т. н. Тактического центра. В августе 1920 г. в Москве прошел «процесс Тактического центра»: четверо из 28 обвиняемых были приговорены к расстрелу с заменой 10 годами лишения свободы; трое – к трем годам концлагеря; шестеро, включая Филатьева, – к заключению в концлагере «до окончания Гражданской войны»; остальные – к условным срокам или высылке из России.]. До 1 января 1921 г. находился в концлагере. С янв. 21 по авг. 21 консультант Наркомзема, затем зав. юротделом Мозо[56 - Московский земельный отдел.] до средины 22 г. С марта-апреля 22 г. юриск. «Волголеса» до 15.01.28 г. В 25 г. вступил в коллегию защитников. С 10.02.30 г. в «Северолесе» юрисконсультом.

<…>

В марте 20 г. был арестован за участие в «Союзе Возрождения» и в августе 20 г. был осужден к заключению в конц. лагерь на все время гражд. войны, с последующим определением срока в 2 года. С февральской революции я принимал деятельное участие и вошел в состав Комитета общественных организаций, где был и заместителем председателя. Я состоял гласным Моск. Городск. Думы и в августе был избран Товар. Городск. Головы. В 1924 г., а может быть, и в 1925 г. я вступил в Московский Комитет Защитников[57 - Имеется в виду Московская коллегия защитников.] и состоял членом так назыв. общественной группы до роспуска группы. Группа имела целью перенести в коллегию лучшие традиции дореволюционной общественной адвокатуры. Она с самого начала приняла твердое решение заниматься исключительно адвокатскими вопросами и ни в коем случае не общеполитическими и быть строго лояльной. Это решение всегда проводилось, и я считаю, что ни разу не было нарушено. Я не припоминаю ни одного случая нарушения. Думаю, что если бы такой случай имел место, он вызвал бы протест.

После роспуска «общ. группы», т. е. после 1926 г., некоторые быв. члены «общ. группы» собирались для обсуждения чисто профессиональных вопросов. Насколько я помню, такие собрания происходили на квартире у Ордынского[58 - Ордынский, Сергей Павлович (1870–1929) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1904 г, один из «политических защитников», много писал в «Русских ведомостях» по правовым вопросам и входил в товарищество по изданию газеты. Арестован 30.08.1919; освобожден 19.11.1919. Член МКЗ с 1922 г.], Коренева, Долматовского; у последнего собрания бывали очень редко. Собирались мы по вопросам о перевыборах в президиум по поводу кандидатур. На этих собраниях обсуждались и поддерживались кандидатуры лиц, не входящих в «общественную группу». На таких собраниях обсуждались и вопросы коллективизации[59 - Имеется в виду «коллективизация» адвокатуры, то есть запрещение частной практики и объединение всех защитников в коллективы.], чистки, а также некоторые дисциплинарные дела, по которым президиумом были вынесены приговоры.

Для обсуждения каких-либо политических вопросов такого рода собрания быв. «общественников» никогда не созывались. Вообще, я не помню ни одного случая, когда на таких собраниях затрагивались бы политические вопросы.



Записано с моих слов, мною прочитано —

Филатьев [подпись]

Допросил Белостоцкий [подпись]




л. д. 11-13


Протокол допроса

Филатьева Георгия Викторовича

от 19 августа 1930 года <…>



<…>

Сначала большинство из нас было против создания коллективов и стремились к сохранению частных кабинетов[60 - Дискуссии о «коллективизации» адвокатуры и запрете частной практики велись на протяжении нескольких лет; некоторое время «коллективы» (где все адвокаты получали равную оплату) сосуществовали с частными кабинетами, пока в 1930 г. частная практика не была окончательно запрещена.]. Это было в самом начале. Позже мы согласились с необходимостью создания коллективов, но выдвигали проект организации коллективов высококвалифицированных специалистов, имея в виду получить санкцию НКЮ[61 - Народный комиссариат юстиции РСФСР.] на организацию такого коллектива. Вопрос этот был затронут на одном из наших совещаний, но персональных списков мы на такого рода совещаниях не обсуждали.

Из числа лиц, присутствовавших на таких совещаниях в упомянутых выше квартирах, я помню следующих: Корнеева, Ордынского, Динесмана, Когана, Долматовского, Малянтовича, Постоловского[62 - Постоловский, Дмитрий Симонович (1876–1948) – член МКЗ с 1922 г; в прошлом революционер, член ЦК РСДРП в 1905 г После 1917 г работал в Государственной комиссии законодательных предположений при СНК СССР и юрисконсультом в Гознаке. С 1932 г. был персональным пенсионером.], Икова[63 - Иков, Николай Александрович (даты жизни неизв.) – присяжный поверенный в Москве с 1906 г.; член МКЗ с 1922 г.], Богданова; бывали и другие, но я сейчас не помню остальных, кто еще бывал на таких совещаниях.

Об упомянутых выше совещаниях мы предварительно никогда не ставили в известность президиум Коллегии. Думаю, что Президиум знал о наших совещаниях. Даже не сомневаюсь в этом, так как мы никогда не скрывали, что собираемся для обсуждения разных вопросов.

Лично я никогда не считал такие собрания на частных квартирах нелегальными. Если бы это было так, то я никогда в таких собраниях участия не принимал бы.

Насколько я помню, на такого рода совещаниях никогда политические вопросы не затрагивались. Я не припоминаю ни одного случая, когда кто-либо из присутствовавших на такого рода совещаниях высказывал бы свое недовольство существующим строем и говорил бы о каких-либо политических стремлениях.



Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись]

Допросил Белостоцкий [подпись]




л. д. 21—23


Протокол допроса

Филатьева Георгия Викторовича

от 26 августа 1930 года



Я не нахожу, чтобы мы, собиравшиеся на упомянутых выше совещаниях, оказывали бы какое-либо противодействие мероприятиям партийной части президиума. Только по некоторым вопросам мы с ними не соглашались и когда собирались, то после обсуждения таких вопросов выносили свое особое мнение. По каким именно вопросам мы с ними не соглашались, я сейчас затрудняюсь сказать.

<…>

Записано с моих слов, мною прочитано —

Филатьев [подпись]

Допросил Белостоцкий [подпись]




л. д. 24—25


Протокол допроса

Филатьва Георгия Викторовича

от 26 августа 1930 года



Узнав о том, что меня хотят арестовать, от своих дочерей, я некоторое время скрывался или, вернее, провел весь день на квартире одного знакомого, фамилию которого указать отказываюсь, т. к. не хочу его выдавать или подводить.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись]

Во время производства у меня на квартире обыска меня на квартире не было, т. к. я был на даче. По окончании обыска мои дочери спросили у агента, производившего обыск, о том, могут ли они предупредить меня относительно моего ареста, на что последовал положительный ответ со стороны агента. Вернее, на вопрос дочерей агент не дал им никакого ответа. Утром я приехал с дачи на службу, причем предварительно хотел зайти на свою квартиру У дома, в котором я проживаю, меня встретили дочери и предупредили о том, что меня приходили арестовать агенты ОГПУ

Последнее обстоятельство указано мною неверно и я его поправляю. Дочери меня встретили не у дома, в котором мы живем, а на Б.-Бал. вокзале, куда они специально приехали с тем, чтобы предупредить об аресте.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись]

Свои показания изменяю, я скрывался в течение дня или провел этот день, когда узнал, что меня хотят арестовать, у Владимира Николаевича Малянтовича[64 - Малянтович, Владимир Николаевич (1871–1948) – брат П.Н. Малянтовича; присяжный поверенный в Москве с 1912 г., также входил в группу «политических защитников»; после Февральской революции был товарищем министра почт и телеграфа – адвоката А.М. Никитина. Член МКЗ с 1922 г. Арестован в 17.01.1939 по делу о «контрреволюционной кадетско-меньшевистской организации в МКЗ»; 19.05.1939 приговорен к 15 годам лишения свободы. Отбывал наказание в Нориль-лаге, где скончался при неизвестных обстоятельствах. Реабилитирован.].

В этот день на квартире у Владимира Малянтовича его брата Павла Малянтовича не было. Владимир Малянтович пробыл со мною всего около получаса, оговариваюсь, вернее, около часа, а затем уехал в суд (Хамовнический). Куда он еще хотел заехать, мне об этом неизвестно, исключая лишь то, что он должен был из Хамовнического суда поехать на службу.

Когда я находился у Малянтовича Владимира, то ни я лично, ни Малянтович, ни мои дочери никому по телефону не звонили.

Записано с моих слов верно и мною прочитано.

Оговариваюсь, что мне со слов Малянтовича известно, что он в этот день должен был поехать в Хам. суд, затем на службу и оттуда на дачу. Куда же он ездил и к кому, кроме указанного, я не знаю.




л. д. 28—29


Протокол допроса Филатьева Георгия Викторовича

от 1 сентября 1930 года



<…>

Не помню точно с кем: Малянтовичем В. или кем-либо из членов моей семьи я говорил о возможных причинах моего ареста, причем высказав предположение, что меня хотят привлечь за прошлую к-р деятельность, за которую я был судим. При этом мы говорили о произведенных за последнее время арестах Громана, Чаянова, Кондратьева[65 - Громан, Владимир Густавович (1874–1940) – экономист, статистик, в 1920-е годы работал в Госплане; был арестован в 1930 г. по делу «союзного бюро меньшевиков», приговорен к 10 годам лишения свободы, умер в лагере, реабилитирован; Чаянов, Александр Васильевич (1888–1937) – экономист, социолог, социальный антрополог, основатель «крестьяноведения»; Кондратьев, Николай Дмитриевич (1892–1938) – советский экономист. Теоретически обосновал «новую экономическую политику» в СССР. Чаянов и Кондратьев были арестованы в 1930 г по делу «Трудовой крестьянской партии». Чаянов был приговорен к пяти, а Кондратьев – к восьми годам лишения свободы; в 1938 г. Кондратьев был судим повторно и приговорен к ВМН. Чаянов умер в ссылке в Алма-Ате.] и возможно других лиц. Других разговоров у меня с Малянтовичем В. не было. Когда он утром ушел от меня, то я его потом больше не видел. Никаких поручений Малянтовичу В. я не давал и с какими-либо просьбами не обращался. Единственное, о чем я мог его просить, это позаботиться о моей семье.

О том, что в ночь, когда я должен был быть арестован, арестованы еще какие-либо лица, я во время пребывания на квартире Малянтовича В. не знал.

На квартире Малянтовича я пробыл до вечера, затем пошел к себе домой, откуда отправился на Лубянку 2 и явился в ОГПУ. На улице я в тот день никого из своих знакомых не встретил.

<…>

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись] Допросил Белостоцкий [подпись]




л. д. 38


Постановление о привлечении в качестве обвиняемого

13 ноября 1930 г.



<…>

…Опер. уп. 2 отд. 0 отд. ГПУ Зусков… нашел, что гр. Филатьев Георгий Викторович изобличается в достаточной степени в участии в к/р группировке, деятельность которой была направлена на свержение советской власти и восстановление народно-демократической республики.

<…>




л. д. 39-43


Дополнительные показания арестов. Филатьева

от 17.11.30 г.



<…>

Происходившие на квартирах собрания б. общественников были закрытые в том смысле, что состав их участников определялся предыдущим собранием. Вопросы для обсуждения намечались кем-либо из членов Президиума, затем могли ставиться каждым участником собрания.

Принцип отбора участников собраний: приглашались члены президиума данного состава и быв. члены президиума Коллегии из бывших общественников. Бывало не свыше 10 человек, из них: Коренев, Ордынский, Долматовский, я, Динесман, Коган, Богданов, последний раз был Духовской[66 - Духовской (Духовский), Михаил Михайлович (?—1931?) – присяжный поверенный в Москве с 1905 г Член МКЗ с 1922 г. Сын известного правоведа, криминолога, присяжного поверенного (1875–1891) М.В. Духовского (1849–1903).], который намечался в члены президиума Коллегии, Постоловский, Малянтович, – больше не припоминаю. Члены собрания оповещались при встречах и, думаю, точно не знаю, по телефону. Формы оповещения не помню.

Обычно оповещал Павел Павлович Коренев. Сроки созыва собраний намечались на каждом последнем собрании или членом президиума Коллегии – это реже.

Вопрос: Почему ваша группа считала, что на ваших собраниях, закрытых, не могли участвовать не состоявшие в группе общественников?

Ответ: Считалось правильным, что обсуждение текущих вопросов адвокатуры должно происходить между лиц, одинаково смотрящих на эти вопросы.

Вопрос. Почему не было в вашей группе ни одного партийца?

Ответ: Потому что партийцы обсуждали эти вопросы на фракционных собраниях и часто проектировали решения вопросов неправильно, не в соответствии с директивами партии и правительства. Молодая, советская адвокатура не приглашалась на собрание группы общественников потому, что этот вопрос вообще не ставился.

Вопрос: Каким образом вашей группой осуществлялось давление на выборы в Президиум?

Ответ: Давления, с моей точки зрения, не было, но группа бывших общественников выдвигала на выборах свой список кандидатов, намеченных на наших собраниях.

Вопрос: Кто проводил подготовку к выборам?

Ответ: Все участники наших собраний путем беседы при встречах с членами коллегии. Велись эти беседы по усмотрению каждого.

Вопрос: Кто из членов вашей группы особенно возмущался советским правом, называя его полицейским?

Ответ: Огульного суждения о советском праве со стороны какого-либо члена нашей группы я не помню. Говоря в протоколе от 23.08.30 г. о чрезмерной прямолинейности и непризнании значения человеческой личности советской системой, я имею в виду доминирование интересов государства над человеческой личностью, которую сов. государство иногда ставит ниже интересов государства, ибо я считаю, что личность является самоцелью, государство же является средством для достижения наилучшего существования человеческой личности.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись] Допросил Новицкий [подпись] 18.11.30 г.




л. д. 44—47


Дополнительные показания арестов. Филатьева

от 16.11.30 г.



<…>

Вопрос: Были ли на этих собраниях когда-либо члены ВКП(б)?

Ответ: Нет.

Вопрос: Почему?

Ответ: Потому что собирались члены Коллегии защитников, мнение которых по адвокатским делам были приблизительно тождественны.

Вопрос: Значит, существовала идеологическая спайка? Ответ: Да. По определенным вопросам – адвокатским. Вопрос: А по прошлому?

Ответ: Все были присяжными поверенными.

Вопрос: Какие мероприятия Сов. власти и события критиковались на ваших собраниях особенно резко?

Ответ: В этих собраниях – я не помню. Вообще в других местах я критику вел, но не резкую, а благожелательную.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись]

Допросил Новицкий [подпись]




л. д. 48—51


Дополнительные показания арестов. Филатьева



от 20.11.30 г.

В Московскую Городскую Думу я был избран в декабре 1916 года по доверенности Консерватории. В течение месяца выборы были кассированы. После свержения самодержавия кассация выборов была аннулирована и состав гласных приступил к работе в марте или апреле 1917 года. Я состоял гласным до избрания нового состава гласных на основ. закона о всеобщ. избир. праве Правительства Керенского[67 - В июне 1917 г.]. В состав гласных последней Думы я был избран по списку народных социалистов и в августе м-це 1917 года был избран в состав Городской Управы в качестве тов. Городского Головы. Пробыл до роспуска.

Октябрьскую революцию я встретил отрицательно. Я полагал, что эта власть сохранится очень короткий срок, мне казалось, что она не соответствует желаниям народным. Я был сторонником учредительного собрания.

Если бы мне в первые дни Октябрьской Революции предложили подписку о согласии работать с большевиками, я бы отказался, т. к. в то время я был врагом Советской власти. Постепенно видя, что Сов. власть удовлетворяет желания народа и поэтому упрачивается, я постепенно пришел к выводу, что Советская власть имеет все основания для прочного существования, и свое отрицательное отношение к власти изменил на положительное.

<…>

Мои недовольства касались главным образом вопросов адвокатских, в частности, предполагаемого решения [лишения] Президиума К.З. прав дисциплинарного суда, принудительное введение коллективов сразу во все адвокатуры, а не постепенно и не добровольно, против нового проекта уголовного кодекса – проект т. Крыленко[68 - Крыленко, Николай Васильевич (1885–1938) – с мая 1918 г – председатель Революционного (Верховного) трибунала. С декабря 1922-го по 1929 г. – заместитель наркома юстиции РСФСР и старший помощник прокурора РСФСР. В 1929–1931 гг – прокурор РСФСР. В 1931–1936 гг – народный комиссар юстиции РСФСР, затем СССР. В январе 1938 г. арестован, обвинен в создании «вредительской организации»; приговорен к ВМН и расстрелян в июле того же года (якобы лично председателем Военной коллегии Верховного Суда СССР В.В. Ульрихом).]. О других случаях не помню, хотя возможно и, вернее, были.

Кругом близких мне людей я называю, главным образом, членов б. обществ. группы, бывших на наших закрытых собраниях. Кроме указанного мною в предыдущих показаниях недовольства мною в отношении прав человеческой личности, во мне поражает [порождают] недовольство тяжелые жизненные условия, в частности предоставление служащим худших условий жизни по сравнению с рабочими.

В качестве одного из сомнений, пребывающих во мне в связи с последним положением в строительстве, могу указать на сомнение в возможности выполнения пятилетки. Твердого убеждения в этом у меня не было за отсутствием надлежащей подготовки.

Отношение Советской власти к интеллигенции считаю неправильным, т. к. трудовая интеллигенция является частью рабочего класса такой же, как и раб. физического труда.

Вопрос: Исключаете ли Вы возможность контрреволюционной критики Сов. власти со стороны отдельных членов вашей группы на происходивших закрытых собраниях?

Ответ: Насколько я их, т. е. членов нашего кружка, знаю, то этой возможности не допускаю, но если они окажутся иными, чем я их знаю, такая возможность не исключается.

Вопрос: Как ваша группа б. общ. относилась к молодежи?

Ответ: Положительно.

Вопрос: Почему из ее среды никогда никто не был приглашен на ваше собрание?

Ответ: Ответить точно на этот вопрос не могу, т. к. этот вопрос не ставился. Возможно, что по причине рутины в группе по вопросу о составе ее. Случая рассматривания на собрании группы вопроса о классовом суде и его злой критики – я не помню.

Писано с моих слов верно, мною прочитано,

в чем и расписываюсь. Филатьев [подпись]

Допросил: Новицкий [подпись]




л. д. 60—68


Протокол допроса Никитина Алексея Максимовича[69 - Никитин, Алексей Максимович (1876–1939) – присяжный поверенный в Москве с 1912 г.; еще раньше в качестве помощника присяжного поверенного входил в круг «политических защитников». Член РСДРП с 1897 г.; с 1903 г. меньшевик. Член МКЗ с 1922 по 1928 г. Единственный из фигурантов «дела общественников» стал жертвой «дела о контрреволюционной кадетско-меньшевистской организации в МКЗ» 1938–1939 гг. Арестован 14.03.1938. 13.04.1939 приговорен к ВМН. 14.04.1939 расстрелян. Реабилитирован.]

от 16 августа 1930 г.



<…>

Партийность и политические убеждения: в РСДРП с 1897 г. по 1917 г.

В февральскую революцию: Председ. Рев. Комитета и Моск. совета.

С февральской до Октябрьской революции: до июля месяца 1917 г. в Президиуме Моск. совета; с июля по октябрь состоял во Врем. правительстве министром почт и телеграфа[70 - А.М. Никитин был министром почт и телеграфа с июля 1917 г, а в сентябре был одновременно назначен министром внутренних дел.], а впоследствии по внутр. дел. Был арестован, но освобожден[71 - Был арестован вместе с остальными министрами, включая П.Н. Малянтовича, в Зимнем дворце и препровожден в Петропавловскую крепость, где он и Малянтович провели лишь несколько дней.].






А.М. Никитин. 1930



С Октябрьской революции: по январь 1918 г. числился юрисконсультом Центросоюза[72 - Всероссийский центральный союз потребительских обществ (существует до сих пор под названием Центросоюз Российской Федерации).]; в январе 1918 г. уехал в Ростов[73 - В это время Ростов-на-Дону был столицей Донского правительства генерала Каледина; на Дону шло формирование Добровольческой армии.], где состоял юрисконсультом Краевого союза потребительских обществ до декабря 1919 г… В декабре 1919 был избран председателем Кооперативного союза до 20 мая 1920 г. С 15 июля 1921 г. в Московском губернском союзе потребительских обществ.

В мае 1920 г. был арестован в Ростове н/Д[74 - В феврале 1920 года на Дону установилась советская власть.] и направлен в Москву в ВЧК по делу старого правления Центросоюза[75 - В 1920 г были арестованы и осуждены ряд членов правления Центросоюза, избранные еще до 1917 г.: Д.С. Коробов, В.А. Кузнецов и А.Н. Лаврухин. А.М. Никитин обвинялся в том, что вместе с бывшим министром Временного правительства КА. Гвоздевым и членом правления Центросоюза Н.М. Михайловым (эмигрировавшими за границу) «направлял деятельность кооперативных организаций Юга России в антисоветское русло».]. Верховным трибуналом осужден 3 октября 20 г. к 15 г. концлагеря. 4 апреля 21 г. амнистирован.

В коллегию защитников я вступил в 1922 г. по образовании Коллегии, так как тогда признавалась общественная полезность работы в Коллегии и мной было получено указание на желательность вступления в коллегию защитников со стороны председателя Моск. Губ. Союза Потреб. О-в, где я занимал должность заведующего Юридическим отделом, т. к. это было необходимо для проведения дел в высших судебных органах и, кроме того, желательно было участвовать в оказании юридической помощи населению, каковая была возложена на новую адвокатуру В организационном периоде Коллегии Защитников я не участвовал, а вступил в состав ее уже после избрания президиума Коллегии защитников. При организации была открыто организована «общественная группа», единственной целью которой была помощь членам президиума от общественной группы при их работе в президиуме. Эта группа имела общие собрания в помещении президиума и имела нечто вроде бюро, заседания которого происходили на частных квартирах. Я помню, что эти собрания проходили чаще всего на квартире Ордынского и Коренева, раза два-три были у меня на квартире.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64305431) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


В список входило большее число адвокатов, поскольку округ Московской судебной палаты включал в себя также территорию нынешних Владимирской, Вологодской, Калужской, Костромской, Липецкой, Нижегородской, Рязанской, Смоленской, Тверской, Тульской и Ярославской областей.




2


Цит. по: Барановский А. Упразднение традиционной российской адвокатуры Декретом о суде 1917 г. https://www.advgazeta.ru/mneniya/uprazdnenie-traditsionnoy-rossiyskoy-advokatury-dekretom-o-sude-1917-g/ (https://www.advgazeta.ru/mneniya/uprazdnenie-traditsionnoy-rossiyskoy-advokatury-dekretom-o-sude-1917-g/)




3


Стюарт Дж. М. Александр Виленкин: поэт, гусар и подпольщик, которого не сломал Дзержинский // Русская служба Би-би-си. https://www.bbc.com/russian/fea-tures-45787642 (https://www.bbc.com/russian/fea-tures-45787642)




4


История русской адвокатуры. Том первый. И.В. Гессен. Адвокатура, общество и государство. 1864 20/XI 1914. Издание Советов присяжных поверенных. М., 1914. С. 382–384.




5


Ходасевич, Михаил Фелицианович (1865–1925) – присяжный поверенный в Москве с 1897 г, брат поэта В. Ф. Ходасевича. Член МКЗ с 1922 г. Умер от брюшного тифа.




6


Мандельштам, Михаил Львович (1866–1939) – помощник присяжного поверенного (с 1893 г.) и присяжный поверенный (с 1899 г) в Казани; с 1903 г. присяжный поверенный в Москве. Член Партии народной свободы (кадетов) с момента образования, однако занимал крайне левые для нее позиции. Один из самых известных «политических защитников» – защищал Н.Э. Баумана, эсера-террориста И.П. Каляева (убившего великого князя Сергея Александровича) и многих других. В 1918 г уехал из Москвы и после долгих скитаний осел в 1921 г в Париже. К середине 1920-х сблизился с советским посольством, получил советское гражданство и в 1927 г. вернулся в Москву, став членом МКЗ. К моменту ареста 09.06.1938 был персональным пенсионером. Скончался в Бутырской тюрьме 05.02.1939, по официальной версии от порока сердца. Реабилитирован.




7


Земгор (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов) – созданная в Российской империи в 1915 г на базе земств и городских дум общественная посредническая структура по распределению государственных оборонных заказов. Просуществовал до начала 1919 г




8


Всероссийский центральный союз потребительских обществ (существует до сих пор под названием Центросоюз Российской Федерации).




9


Жданов, Владимир Анатольевич (1869–1932) – в революционном движении со студенческих лет (1890-е), в 1895 в сослан в Вологду, где работал помощником присяжного поверенного, затем присяжным поверенным до 1905 г., в 1905–1907 гг – присяжным поверенным в Москве. Защищал Каляева, Савинкова, других эсеров, участников вооруженного восстания 1905 г. в Москве и др. После 1905 г примкнул к большевикам. В 1907 г сам осужден к 4 годам каторги; по отбытии срока жил на поселении в Чите. После Февральской революции член Чрезвычайной следственной комиссии (Муравьева), военный комиссар при главнокомандующем армиями Западного фронта. После октябрьского переворота выступил против большевиков. В 1918 г. был защитником А.М. Щастного (см.: Дело командующего Балтийским флотом Щастного. Под ред. В.Н. Буробина. М.: Белый город, 2013), в 1922 г. – одним из защитников на процессе «правых эсеров» (за «антисоветские выходки» выслан на 2 года в Рыбинск). В 1924–1930 гв член МКЗ (отчислен вместе с Н.К. Муравьевым). Умер своей смертью. Реабилитирован.




10


Оцеп, Матвей Александрович (Мордух Хононович, 1884–1958) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1910 в, принадлежал к кругу «политических адвокатов» и участвовал в ряде важных процессов. Член МКЗ с 1925 в, участвовал в Шахтинском процессе (1928), процессе Промпартии (1928) и др. Был одним из самых востребованных (и избежавших репрессий) адвокатов в 1930-е гг.; пользовался огромным авторитетом в адвокатской среде после войны.




11


Тагер, Александр Семенович (1888–1939) – помощник присяжного поверенного (Н.К. Муравьева) с 1911 в, присяжный поверенный в Москве с 1917 в Член МКЗ с 1922 в Принадлежал к кругу «политических защитников» и участвовал в ряде громких дел в 1910-е гв. В 1917 в был юрисконсультом Чрезвычайной следственной комиссии Муравьева и членом комиссии по реформе законов о суде и адвокатуре при Министерстве юстиции Временного правительства. В 1922 г. участвовал в разработке УПК РСФСР. В том же году был одним из защитников на процессе «правых эсеров» и, как и Муравьев и Жданов, был ненадолго выслан из Москвы за «антисоветские выпады». Был ведущим специалистом по юридической психологии; много занимался архивными изысканиями (в том числе написал монографию о деле Бейлиса, вышедшую в 1933 г.). Арестован 09.06.1938. Приговорен кВМН 14.04.1939; расстрелян 15.04.1938. Реабилитирован.




12


Урысон, Исаак Савельевич (1877–1938) – помощник присяжного поверенного (П.П. Коренева) в Москве с 1906 в; студентом был сослан в Якутию, бежал из ссылки в Германию и закончил юридический факультет Гейдельбергского университета. В 1910-е гг. был близок кругу политических защитников. С 1913 г. редактор и соиздатель журнала «Вестник права». Параллельно занимался политической деятельностью как член партии «Бунд» и общественной работой в еврейских организациях. Член МКЗ с 1922 г; с того же времени вновь активно участвовал в жизни московской еврейской общины. Арестован 04.04.1928; 09.01.1929 приговорен к высылке на 3 года; вернулся в Москву в апреле 1932 г., а 04.01.1938 снова арестован и обвинен в членстве в еврейском «антисоветском клерикальном центре» (вместе с раввином Москвы Ш.-Л.Я. Медалье). Приговорен к ВМН и расстрелян 16.06.1938. Реабилитирован.




13


Угримова ТА., Волков А.Г. «Стой в завете своем…». М.: АМА-Пресс, 2004. С. 109.




14


Смирнов, Иван Александрович (1891–1938) – в революционном движении с 1905 г.; член ВКП(б) с 1917 г. С 1920 г. председатель Московского и губернского объединенного трибунала, затем Московского губернского суда. В 1926–1932 гг. на различных руководящих должностях, в 1932–1938 п. снова председатель Московского городского суда. Арестован 10.03.1938; осужден к ВМН и расстрелян 09.05.1938. Реабилитирован.




15


Еженедельник советской юстиции. № 37–38, 1922. С. 38–39.




16


Катанян, Рубен Павлович (1880–1966) – советский государственный деятель, профессор МГУ. Член РСДРП с 1903 в Помощник присяжного поверенного (с 1910 г.) и присяжный поверенный (с 1915 г) в Москве. В 1921 г. начальник Иностранного отдела ВЧК. В 1922 г. генеральный консул СССР в Берлине. С 1923 г. помощник прокурора РСФСР, затем на руководящих должностях в Прокуратуре РСФСР и СССР. В 1933–1938 гг старший помощник прокурора Верховного Суда СССР по специальным делам (надзор за ОГПУ), государственный обвинитель на политических процессах. Арестован в 1938 г.; 29.05.1939 осужден к 7 годам лишения свободы. 04.02.1943 арестован повторно и снова осужден к 7 годам лишения свободы. Реабилитирован 06.09.1947, но вновь осужден к лишению свободы: отбывал наказание с 1950 по 1955 г Реабилитирован в 1955 г.




17


Вегер, Владимир Ильич (1888–1945) – советский государственный и партийный деятель. В РСДРП с 1904 г. В 1912 г. закончил Императорский Московский университет (далее ИМУ), работал помощником присяжного поверенного в Казани. Занимал ряд руководящих должностей в Казани сразу после октября 1917 г. С 1920 г. профессор МГУ, МВТУ и Тимирязевской сельскохозяйственной академии, входил в комиссию содействия ученым при СНК СССР. В 1925–1929 гг. был ректором Московского промышленно-экономического института (ныне Государственный университет управления). Член МКЗ с 1922 г. Председатель президиума в 1926–1927 гг




18


Членов, Семен Борисович (Соломон Бенционович; 1890–1937) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1911 г. Член МКЗ с 1922 г. С 1921 по 1923 г. профессор факультета общественных наук МГУ В 1930-е гг. главный консультант по правовым вопросам при наркоме внешней торговли. В 1936 г. был обвинен в участии в контрреволюционной террористической организации (в связи с работой в НКВТ). Арестован 03.06.1936. Приговорен к ВМН 02.06.1937; расстрелян 03.06.1937. Реабилитирован.




19


Цит. по: Янсен М. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров. М.: Возвращение, 1993. С. 79.




20


Там же. С. 94.




21


ЦА ФСБ. Следственное дело по обвинению А.С. Тагера. 1922. Л. д. 54.




22


Брук, Вениамин Семенович (не путать с И.Д. Ильинским-Бруком; 1892–1938) – член МКЗ в 1929–1930 гт: в это же время возглавлял Президиум МКЗ. В 1920-е гг работал старшим помощником прокурора Ленинградской губернии. Уйдя из МКЗ, работал зам. зав. орготделом Президиума ВЦИК, помощником главного транспортного прокурора, прокурором в Управлении Северных железных дорог, с 1936 г. председателем совета московского Дома кино. Арестован 26.04.1938, приговорен к ВМН и расстрелян 15.09.1938. Реабилитирован.




23


Буленков, Алексей Алексеевич (годы жизни неизвестны) – впоследствии член Верховного суда СССР (был назначен в 1938 г. и в 1951 е).




24


Угримова ТА., Волков А.Г. «Стой в завете своем…». М.: АМА-Пресс, 2004. С. 118–119.




25


Хаски Ю. Российские адвокаты и советское государство. Происхождение и развитие советской адвокатуры. 1917–1939. М.: Институт государства и права РАН, 1993.С. 152.




26


Там же. С. 152.




27


ЦА ФСБ. Стенограмма допроса А.С. Тагера от 15 июля 1938 г Дело № Р-4661.

Том 1. Л. д. 11–77.




28


Долматовский, Арон Моисеевич (1880–1939) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1908 г.; член МКЗ с 1922 г.; в 1928 г. был одним из защитников на Шахтинском процессе. Арестован 28.03.1938: осужден к ВМН и расстрелян 20.02.1939. Реабилитирован.




29


Никитин, Алексей Максимович (1876–1939) – присяжный поверенный в Москве с 1912 г.; еще раньше в качестве помощника присяжного поверенного входил в круг «политических защитников». Член РСДРП с 1897 г.; с 1903 г. меньшевик. Член МКЗ с 1922 по 1928 г. Арестован 14.03.1938. 13.04.1939 приговорен к ВМН. 14.04.1939 расстрелян. Реабилитирован.




30


Винавер, Александр Маркович (1883–1947) – российский и советский правовед, специалист по римскому праву и цивилистике, профессор МГУ. С 1907 г помощник присяжного поверенного в Москве. До и после 1917 г преподавал в Московском университете и ряде других вузов. С 1922 по 1929 гг. – ответственный редактор журнала «Право и жизнь». Член МКЗ в 1925–1929 гг. В 1932–1938 гг. заведующий центральным юридическим бюро Объединенного государственного издательства (ОГИЗ). Арестован 13.01.1938; 11.01.1940 осужден к 8 годам лишения свободы. Освобожден досрочно в 1944 г. и до смерти преподавал в Свердловском юридическом институте. Реабилитирован.




31


Гернет, Михаил Николаевич (1874–1953) – российский и советский правовед, криминолог и специалист по уголовно-исполнительному праву, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР. Преподавал в ИМУ (до 1911 г.), Петербургском психоневрологическом институте, МГУ (1918–1931) и Московском юридическом институте (1931–1942).




32


Трайнин, Арон Наумович (1883–1957) – советский правовед, криминолог и специалист по уголовному праву, доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР (1946), заслуженный деятель науки РСФСР. С 1909 г. помощник присяжного поверенного в Москве. С 1912 г. преподавал в Университете Шанявского, после 1917 г. работал и преподавал в ряде советских вузов. Член МКЗ с 1923 г.




33


Пашуканис, Евгений Брониславович (1891–1937) – влиятельный в конце 1920-х – начале 1930-х гг марксистский теоретик права. В 1922 г. организовал секцию права Коммунистической академии – один из центров научной марксистской юридической мысли в СССР. С 1927 г. действительный член Коммунистической академии, затем член ее президиума и вице-президент. С 1931 г. директор института советского строительства и права Коммунистической академии; с 1936 г заместитель наркома юстиции СССР. Считал право вообще пережитком буржуазного общества и полагал, что социализм в своем развитии должен изжить как государство, так и право. Арестован 20.01.1937. Приговорен к ВМН и расстрелян 04.09.1937. Реабилитирован.




34


ЦА ФСБ. [Собственноручные] показания А.С. Тагера от 21 июня 1938 г. Дело № Р-4661. Том 2. Л. д. 74–92. Крыленко был арестован полугодом раньше, а расстрелян через месяц после этих показаний Тагера, как считается, лично В.В. Ульрихом, председателем Военной Коллегии Верховного Суда. Его обвинили среди прочего в создании антисоветской вредительской организации в органах юстиции.




35


ЦА ФСБ. Стенограмма допроса А.С. Тагера от 15 июля 1938 г Дело № Р-4661. Том 1. Л. д. 11–77.




36


ЦА ФСБ. Протокол допроса М. Л. Мандельштама от 10 ноября 1938 г. Дело № Р-39885. Л. д. 25–28.




37


Томский, Михаил Павлович (наст. фам. Ефремов; 1880–1936) – советский партийный и профсоюзный деятель. В 1922–1929 гг. председатель ВЦСПС. В 1929 г. вместе с Бухариным и Рыковым выступил против свертывания НЭПа и форсирования индустриализации и коллективизации; Сталин объявил эту позицию «правым уклоном». Пленум ЦК ВКП(б) принял решение снять Томского с поста председателя ВЦСПС. С апреля 1932 г. работал заведующим ОГИЗ. Когда на Первом московском процессе в августе 1936 г Зиновьев и Каменев стали давать показания о причастности Томского, Рыкова и Бухарина к контрреволюционной деятельности, Томский застрелился.




38


Вавин, Николай Григорьевич (1878–1938) – присяжный поверенный в Москве с 1908 г. В 1900-е гг. преподавал в Коммерческом институте, профессор, автор научных трудов по гражданскому праву (как до, так и после 1917 г). Был близок кадетам, хотя в партии не состоял. Член МКЗ с 1925 г Арестован 27.04.1938. Приговорен к ВМН и расстрелян 15.04.1939. Реабилитирован.




39


Шретер, Виктор Николаевич (1885–1938) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1909 г.; с 1913 г преподавал в Московском коммерческом институте. С 1918 г преподавал в МГУ и Институте народного хозяйства им. Г.В. Плеханова (бывший Московский коммерческий институт). Теоретик советского хозяйственного и промышленного права. На момент ареста также старший консультант иностранного сектора Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР. Арестован 16.01.1938. Приговорен к ВМН и расстрелян 27.04.1938.




40


ЦА ФСБ. Протокол допроса А.М. Винавера от 1 декабря 1938 г Дело № Р-17487. Л. д. 24–49.




41


Поскольку формально дело не было коллективным, а также в связи с неполнотой обнаруженной на сегодняшний день информации, указать точное количество осужденных не представляется возможным.




42


Хаски Ю. Российские адвокаты и советское государство. Происхождение и развитие советской адвокатуры. 1917–1939. М.: Институт государства и права РАН, 1993.С. 154.




43


В качестве присяжного поверенного, помощника присяжного поверенного (до 1917 года) или члена МКЗ (с 1922 е).




44


Хаски Ю. Российские адвокаты и советское государство. Происхождение и развитие советской адвокатуры. 1917–1939. М.: Институт государства и права РАН, 1993. С. 167–168.




45


Биографические справки по сотрудникам НКВД подготовлены на основе справочника «Кадровый состав органов государственной безопасности СССР. 1935–1939» Международного Мемориала: nkvd.memo.ru.




46


Совместный проект с «Адвокатской газетой». См.: https://www.advgazeta.ru/ (https://www.advgazeta.ru/) repressed-lawyers/




47


См.: Меньшевистский процесс 1931 года. Сборник документов. В 2-х кн. Кн. 2 / Ассоц. «Рос. полит. энциклопедия», Центр. архив ФСБ России, сост. А.Л. Литвин. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1999. С. 413–415.




48


Угримова ТА., Волков А.Г. «Стой в завете своем…». М.: АМА-Пресс, 2004. С. 148–151.




49


ЦА ФСБ России. Следственное дело № Р-43640 в отношении Урысона И.С.




50


ЦА ФСБ России.




51


Ошибка; правильно УМОВА.




52


Филатьев, Георгий Викторович (1869 – не ранее 1938) – присяжный поверенный в Москве с 1909 г.; член МКЗ с 1925 г. Участвовал в создании партии кадетов в 1905 г Соучредитель и активный участник Московского комитета Политического красного креста.




53


Трудовая народно-социалистическая партия (народные социалисты, или энесы, НС) – неонародническая партия городской интеллигенции, созданная в 1905 году. Исключала террор как средство политической борьбы. После Февральской революции поддерживала Временное правительство; прекратила существование в 1918 г




54


Земгор (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов) – созданная в Российской империи в 1915 г. на базе земств и городских дум общественная посредническая структура по распределению государственных оборонных заказов. Просуществовал до начала 1919 г.




55


«Союз возрождения России» был основан членами партий кадетов, народных социалистов и эсеров весной 1918 г в Москве как широкая коалиция политических партий, противостоявших большевикам. В апреле 1919 г вошел в состав т. н. Тактического центра. В августе 1920 г. в Москве прошел «процесс Тактического центра»: четверо из 28 обвиняемых были приговорены к расстрелу с заменой 10 годами лишения свободы; трое – к трем годам концлагеря; шестеро, включая Филатьева, – к заключению в концлагере «до окончания Гражданской войны»; остальные – к условным срокам или высылке из России.




56


Московский земельный отдел.




57


Имеется в виду Московская коллегия защитников.




58


Ордынский, Сергей Павлович (1870–1929) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1904 г, один из «политических защитников», много писал в «Русских ведомостях» по правовым вопросам и входил в товарищество по изданию газеты. Арестован 30.08.1919; освобожден 19.11.1919. Член МКЗ с 1922 г.




59


Имеется в виду «коллективизация» адвокатуры, то есть запрещение частной практики и объединение всех защитников в коллективы.




60


Дискуссии о «коллективизации» адвокатуры и запрете частной практики велись на протяжении нескольких лет; некоторое время «коллективы» (где все адвокаты получали равную оплату) сосуществовали с частными кабинетами, пока в 1930 г. частная практика не была окончательно запрещена.




61


Народный комиссариат юстиции РСФСР.




62


Постоловский, Дмитрий Симонович (1876–1948) – член МКЗ с 1922 г; в прошлом революционер, член ЦК РСДРП в 1905 г После 1917 г работал в Государственной комиссии законодательных предположений при СНК СССР и юрисконсультом в Гознаке. С 1932 г. был персональным пенсионером.




63


Иков, Николай Александрович (даты жизни неизв.) – присяжный поверенный в Москве с 1906 г.; член МКЗ с 1922 г.




64


Малянтович, Владимир Николаевич (1871–1948) – брат П.Н. Малянтовича; присяжный поверенный в Москве с 1912 г., также входил в группу «политических защитников»; после Февральской революции был товарищем министра почт и телеграфа – адвоката А.М. Никитина. Член МКЗ с 1922 г. Арестован в 17.01.1939 по делу о «контрреволюционной кадетско-меньшевистской организации в МКЗ»; 19.05.1939 приговорен к 15 годам лишения свободы. Отбывал наказание в Нориль-лаге, где скончался при неизвестных обстоятельствах. Реабилитирован.




65


Громан, Владимир Густавович (1874–1940) – экономист, статистик, в 1920-е годы работал в Госплане; был арестован в 1930 г. по делу «союзного бюро меньшевиков», приговорен к 10 годам лишения свободы, умер в лагере, реабилитирован; Чаянов, Александр Васильевич (1888–1937) – экономист, социолог, социальный антрополог, основатель «крестьяноведения»; Кондратьев, Николай Дмитриевич (1892–1938) – советский экономист. Теоретически обосновал «новую экономическую политику» в СССР. Чаянов и Кондратьев были арестованы в 1930 г по делу «Трудовой крестьянской партии». Чаянов был приговорен к пяти, а Кондратьев – к восьми годам лишения свободы; в 1938 г. Кондратьев был судим повторно и приговорен к ВМН. Чаянов умер в ссылке в Алма-Ате.




66


Духовской (Духовский), Михаил Михайлович (?—1931?) – присяжный поверенный в Москве с 1905 г Член МКЗ с 1922 г. Сын известного правоведа, криминолога, присяжного поверенного (1875–1891) М.В. Духовского (1849–1903).




67


В июне 1917 г.




68


Крыленко, Николай Васильевич (1885–1938) – с мая 1918 г – председатель Революционного (Верховного) трибунала. С декабря 1922-го по 1929 г. – заместитель наркома юстиции РСФСР и старший помощник прокурора РСФСР. В 1929–1931 гг – прокурор РСФСР. В 1931–1936 гг – народный комиссар юстиции РСФСР, затем СССР. В январе 1938 г. арестован, обвинен в создании «вредительской организации»; приговорен к ВМН и расстрелян в июле того же года (якобы лично председателем Военной коллегии Верховного Суда СССР В.В. Ульрихом).




69


Никитин, Алексей Максимович (1876–1939) – присяжный поверенный в Москве с 1912 г.; еще раньше в качестве помощника присяжного поверенного входил в круг «политических защитников». Член РСДРП с 1897 г.; с 1903 г. меньшевик. Член МКЗ с 1922 по 1928 г. Единственный из фигурантов «дела общественников» стал жертвой «дела о контрреволюционной кадетско-меньшевистской организации в МКЗ» 1938–1939 гг. Арестован 14.03.1938. 13.04.1939 приговорен к ВМН. 14.04.1939 расстрелян. Реабилитирован.




70


А.М. Никитин был министром почт и телеграфа с июля 1917 г, а в сентябре был одновременно назначен министром внутренних дел.




71


Был арестован вместе с остальными министрами, включая П.Н. Малянтовича, в Зимнем дворце и препровожден в Петропавловскую крепость, где он и Малянтович провели лишь несколько дней.




72


Всероссийский центральный союз потребительских обществ (существует до сих пор под названием Центросоюз Российской Федерации).




73


В это время Ростов-на-Дону был столицей Донского правительства генерала Каледина; на Дону шло формирование Добровольческой армии.




74


В феврале 1920 года на Дону установилась советская власть.




75


В 1920 г были арестованы и осуждены ряд членов правления Центросоюза, избранные еще до 1917 г.: Д.С. Коробов, В.А. Кузнецов и А.Н. Лаврухин. А.М. Никитин обвинялся в том, что вместе с бывшим министром Временного правительства КА. Гвоздевым и членом правления Центросоюза Н.М. Михайловым (эмигрировавшими за границу) «направлял деятельность кооперативных организаций Юга России в антисоветское русло».



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения